МНОГОМЕРНОСТЬ  ПОНЯТИЯ  О  ГОСУДАРСТВЕ 

В  МАРКСИСТСКОЙ   ТЕОРИИ

 

 

 

 

Выступление Т.ХАБАРОВОЙ

 

МЫ ОТКРЫВАЕМ очередное заседание нашего политклуба. Тема сегодняшнего заседания – "Многомерность понятия о государстве в марксистской теории". У некоторых из присутствующих имеется на руках материал для обсуждения[1], от этих товарищей мы, естественно, в первую очередь ждём выступлений в дискуссии.

Ещё раз повторяю, как и в прошлый раз, что трибуна нашего политклуба в принципе открыта для всех, я не собираюсь её монополизировать. Мы удовлетворим заявку на большой, серьёзный, проблемный доклад практически по любому направлению марксистской теории, или на два – три содоклада, если товарищи пожелают выступить группой. Так что с нашей стороны приглашение сделано и подтверждено, ждём ответных предложений.

Все материалы наших политклубов, во всяком случае, основные доклады, будут по мере наших сил тем или иным образом обнародованы.

 

ПО ГОСУДАРСТВЕННО-ПРАВОВОЙ ПРОБЛЕМАТИКЕ в марксизме, в основном, наверное, три крупных дискуссионных узла на сегодняшний день. Это:

первое; что произойдёт или должно произойти с государством в будущем, отомрёт оно или укрепится. Ведь учили об отмирании государства, а когда дошло до дела, то создали сверхдержаву и одну из величайших империй в мировой истории. Как с этим быть дальше? Крайне злободневный вопрос: чужда ли коммунизму (а говоря о коммунизме, мы будем иметь в виду, в первую очередь, большевизм), чужда ли коммунизму так называемая "державная" идея, т.е. апологетика мощной государственности?

Второе;  вопрос о диктатуре пролетариата. Принадлежит ли это понятие целиком прошлому, или нам ещё и в самом ближайшем будущем предстоит иметь дело с этим типом государства? Тоже, я думаю, никто не усомнится, что это животрепещущий программный вопрос современного коммунистического движения.

Третье; государство и Коммунистическая партия. Как они связаны между собой,  какова их взаимная дальнейшая судьба?

Четвёртое; всё это вместе взятое должно составлять единую политико-философскую концепцию. А не просто механическую сумму предполагаемых ответов на вопросы,– когда эти предполагаемые ответы между собой ни в какую концептуальную целостность не завязываются.

Итак, по первому пункту.

Из всех марксистских подходов к проблеме государства наиболее широко известен тот, что государство появляется одновременно с возникновением частной собственности и классов, одновременно с разделением общества на эксплуататоров и эксплуатируемых. Государство представляет собой аппарат, посредством которого класс эксплуататоров охраняет своё право собственности и удерживает в повиновении эксплуатируемую массу. Поскольку коммунизм ставит своей задачей ликвидацию частной собственности, всех и всяческих форм эксплуататорства, т.е. отчуждения трудящихся от условий и результатов их труда, построение общества без классов,– то, естественно, государству в этом понимании, как аппарату классового насилия, классового принуждения, в коммунистическом будущем места нет. Конечно, его нельзя отменить декретом на другой день после пролетарской революции. Какое-то время оно будет существовать. Пролетариат в блоке со своими социальными союзниками использует государство для борьбы с остатками прежних эксплуататорских классов, с возможными рецидивами эксплуататорства в рамках уже социалистического строя, и для борьбы с враждебным внешним окружением. По мере решения всех этих задач государство постепенно отомрёт. Его заменит система коммунистического общественного самоуправления.

Всё здесь, в общем и целом, правильно, ничего не надо отвергать и опровергать; единственно только, нужно иметь в виду, что это НЕ ВСЯ политико-философская концепция марксизма, это лишь фрагмент более широкой картины.

Дело в том, что у государства есть ещё одна ипостась,– помимо того, что оно представляет собою, узко, орган экономической, а следовательно, и политической самореализации какого-то определённого класса, оно представляет собой, в принципе, и орган самореализации ВСЕХ. Т.е. всех членов общества без каких-либо исключений. Это мотив, в мировой философско-правовой мысли очень широко разработанный, но и марксизм отнюдь мимо этого мотива не прошёл,– вопреки тому, как пытаются (и пытались) представить дело всевозможные вульгаризаторы.

Маркс много говорит о человеке как о РОДОВОМ СУЩЕСТВЕ. Я советую запомнить этот очень важный термин невульгаризированного марксизма,– а это именно термин,– "родовое существо". В нём заключён ответ на вопрос, чем человек отличается от животного.

Вы все видите собак, кошек и т.п. Несмотря на такой "кошачий" зачин, вроде бы к делу не относящийся, я прошу дальнейшее рассуждение внимательно послушать, так как из него следуют фундаментально важные выводы для теории социалистической демократии. Наверное, никто не сомневается, что все собаки принадлежат к одному и тому же роду. Род возникает, существует и исчезает с лица Земли по определённой объективной закономерности. Если оглянуться назад, в толщу прошедших времён, то там можно видеть множество законченных жизненных циклов вот таких исчезнувших родов, каждый из которых развивался по своей объективной закономерности. Эти закономерности "записаны" где-то в эволюционном пространстве, которое наукой пока толком не исследовано. Вот такие мы видим там "закольцовки".

Понимает ли отдельное животное закономерность возникновения и развития того рода, к которому оно принадлежит? Конечно же, нет. Оно просто пассивно подчиняется этой объективной логике событий как некоей внешней силе.

Часть аудитории уже догадались, видимо, к чему тут клонится разговор. Человек отличается от животного именно тем, что ему открыта, доступна его пониманию логика функционирования и развития человеческого рода, людского сообщества как целого.

Животное многое воспринимает совершенно так же, как и мы,– цвета, звуки, запахи; ему доступно переживание эмоций, очень сложных по своему концептуальному составу: обида, несправедливость, верность хозяину или, наоборот, разочарование в нём, чувство общего дела с человеком и т.п. Значит, в мозгу у него существует механизм, который ему позволяет отражать объективную действительность вот в таких сложных эмоционально-психических категориях. Надо вообще ясно себе представлять, что разумное существо – или существо, находящееся на пути к разумности,– может воспринимать только те ситуации и связи в объективной действительности, для отображения которых в мозгу есть равноценные по сложности структуры. Иными словами, отображается только то, что в мозгу фактически уже структурно промоделировано.

Стало быть, когда мы говорим, что человек, в отличие от животного, способен постичь закономерность развития своего рода, это значит, что родовая, общественно-историческая закономерность объективно, в некоем предварительном виде, промоделирована у него в голове. Т.е., человек объективно,– не в силу того, что он где-то и как-то этому научился, а просто в силу своего объективного, природного устройства,– несёт в себе предварительную сжатую "запись" или модель социально-исторической закономерности развития всего сообщества на данном историческом этапе и для данного региона земного шара. Вот та родовая "закольцовка", о которой выше говорилось, что у животных она "пишется" где-то в эволюционном пространстве, на уровне рода как такового,– у человека она, кроме эволюционного пространства, ещё и вложена в голову каждому индивиду. И вот такое объективное вложение родовой – или, что то же самое, сущностной – закономерности в мозговые структуры индивида и есть то, что называется сознание, мышление, разум. Это и обозначается в марксизме выше упоминавшимся термином "родовое существо".

Далее. Ощущая себя полноправным представителем рода, носителем родовой закономерности, человек, естественно, стремится всё это как-то опредметить, воплотить, материализовать. Вот государство и есть эта самая обратная или вторичная материализация – материализация объективно возникающих представлений людей об их родовой общности, или об их человеческой сущности, о смысле и назначении их появления на Земле. В принципе, посредством государства каждый человек должен получить возможность самореализоваться, выразить себя как родовое существо, осуществить самое главное и наивысшее из всех своих "естественных прав": право на сопричастность к истории, к жизни человеческого рода как целого, и на свою неотторжимость от этого процесса.

Собственно, Маркс,– когда говорит о демократии,– он и имеет в виду только такое состояние государства, что оно стало органом общественной самореализации каждого. Через него,– государство,– через эту структуру каждый смог осуществить своё жизненное призвание, выразить себя как личность. Свободное развитие каждого реально стало условием свободного развития всех. Вот это и есть подлинная демократия, которая наступает,– как нетрудно убедиться,– лишь при коммунизме, а структура, которая обеспечивает такое состояние, есть, как Маркс это формулирует, "будущая государственность коммунистического общества". Это есть государство, достигшее наивысшего расцвета в соответствии со своим объективным предназначением: как всё более и более совершенное воплощение тех закономерностей, по которым должно быть устроено человеческое родовое общежитие, человеческая общность на Земле. Можно называть это "сверхгосударством" или "метагосударством" (что в переводе означает "то, что идёт за государством"). Суть от этого не изменится. При желании можно называть это и "общественным самоуправлением". Но в понятие "общественное самоуправление" обычно вкладывается такое примитивное содержание, что, мол, отомрут политика, право, исчезнет всякая централизация в обществе и т.д. Это в корне неверно. Политика,– или причастность к жизни "полиса", рода,– не только никогда и никуда не исчезнет, но пронижет собою жизнь каждого от начала до конца. Централизованные общественные структуры не отомрут, а беспредельно усовершенствуются. Так что термин "сверхгосударство" здесь предпочтительнее.

Существует ли какое-либо противоречие между концепцией классового государства, которое при коммунизме отомрёт, и концепцией "сверхгосударства", которое, наоборот,– если можно так выразиться,– всё собою заполонит? Нет, ни малейшего противоречия здесь не имеется. Государство исторически развивается. На определённых этапах развития оно служит органом выражения интересов только одной какой-то части общества – т.е.,  господствующего класса,– в противовес другим его частям. По отношению к этим другим частям оно, понятно, выступает как аппарат насилия и подавления. Когда оно сделается органом выражения жизненных интересов и целей КАЖДОГО члена общества, оно,– естественно,– перестанет кого бы то ни было подавлять. Это можно выразить и так, что государство как машина классового подавления отомрёт.

 

ПО ВТОРОМУ из затронутых нами вопросов – о диктатуре пролетариата.

Диктатура пролетариата – последнее классовое государство в истории. Согласно совершенно чётким указаниям Маркса, она занимает весь период "между капиталистическим и коммунистическим обществом", "период революционного превращения первого во второе". На ближайших подступах к коммунизму её сменит коммунистическое "сверхгосударство".

Поскольку социалистическое общество, в этом плане, движется именно к "сверхгосударству", а не к тому, чтобы остаться без всякого государства вообще,  этим объясняется, почему социализм – например,  в СССР в сталинскую эпоху – оказался так восприимчив к идеям беспредельного наращивания государственной мощи, ко всему тому, что обозначается словами "державность" и т.п., вплоть до "имперского мышления". Нам эту идеологию отдавать на откуп патриотам-"государственникам" нельзя. Она коммунизму органически присуща, и она нам ещё очень хорошо послужит.

В вопросе о диктатуре пролетариата есть два камня преткновения, о которые  все наши теоретики дружно спотыкаются.

Первый – это ленинские определения диктатуры как "власти, опирающейся непосредственно на насилие, не связанной никакими законами". Неужели трудно понять, что это относится только к моменту взятия власти революционным классом? Старый государственный строй свергнут, новый ещё не утвердился, никакие законы не действуют, осуществляется прямой властный диктат народа как суверена, как творца своей истории. Самое интересное, что признанные классики буржуазной демократии описывали этот момент практически в тех же выражениях,  что и В.И.Ленин. Так, Джон Локк очень красочно и эмоционально описывает, что когда народ доведён властями до последней степени притеснения, он "взывает к небесам" и РАСТОРГАЕТ ОБЩЕСТВЕННЫЙ ДОГОВОР. Но это именно и значит, что все законы перестают действовать, полнота власти возвращается к народу как её первоисточнику, и он снова помещает её так, как находит лучше для своей безопасности и благополучия. Вот вам и диктатура революционного класса, "не связанная никакими законами". Ланин говорит здесь совершенно то же самое, что и признанные корифеи западноевропейской политико-философской мысли.

Но диктатурой пролетариата у нас принято называть и самый тип государства, который устанавливается на длительный период после социалистической революции.

Как ни странно, нигде нет структурного определения этого государства, как оно устроено. Если бы было дано такое определение, сразу отпала бы масса споров на ту тему, была ли у нас диктатура пролетариата, когда она прекратилась или вообще не прекращалась, актуален ли разговор о ней сегодня и т.д.

Итак, структурные признаки диктатуры пролетариата:

а/ государство является собственником ВСЕХ ОСНОВНЫХ СРВДСТВ ПРОИЗВОДСТВА, гарантом права на труд и других важнейших социально-экономических прав, не буду их здесь перечислять;

б/ государственность представительно-демократическая, т.е. власть формируется выборным путём;

в/ государство открыто МОНОПАРТИЙНОЕ, с конституционно зафиксированным классовым господством трудящихся, что, собственно, и выражается в руководящей роли рабоче-крестьянской партии;

г/ государство советского, а не парламентарного типа, исполнительная власть конституционно подчинена законодательной.

Спрашивается, что же такое произошло у нас с диктатурой пролетариата в начале 60-х годов,– что, она вышла из рамок этого определения и дала повод говорить о её "превращении", якобы, во всенародное государство? Да ничего не произошло, ни одна строчка не изменилась ни в Конституции, ни в практической действительности. Всё это её "превращение", это была просто безграмотная болтовня.

А что нас ждёт впереди? Какое государство мы собираемся восстанавливать?

Должно оно будет гарантировать нам все привычные за время Советской власти социально-экономические права? Да, должно. Значит, оно должно стать снова собственником всех основных средств производства. И не надо тут вилять, просовываться между четырёх стульев: многообразие форм собственности, преобладающая роль госсектора, собственность трудовых коллективов и т.п. Или собственность на основные средства производства будет одна и единая – государственная, или мы будем продолжать сидеть при безработице, при платной медицине, инфляции и пр.

Ну, что власть на обозримое будущее будет формироваться выборным путём, это понятно.

Далее; должно ли быть открыто признано классовое господство трудящихся в этом восстанавливаемом нами государстве? Да, должно. Или в Конституции должно быть записано, что общенародная собственность священна и неприкосновенна, или будет священна и неприкосновенна собственность жуликов и воров,– как у нас сейчас. А из конституционного признания классового господства в обществе именно труда, а не капитала, следует и конституционное признание особой роли партии трудящихся. От этого никуда не уйдёшь. Другое дело, что партия сама по себе должна быть в корне реформирована, но это особый разговор.

Далее, советское это будет государство или парламентарное? Кажется, тоже ясно. Насмотрелись на этих "всенародно избранных" чинодралов.

Особо хочу отметить, что главный признак парламентаризма – это не выборы по территориальному принципу вместо производственного, а это разделение властей. Если власти разделены, то и получается по Ленину,– в парламентах только болтают, настоящую государственную работу делают где-то за кулисами. Такая практика выгодна классу, который своё классовое господство маскирует всякой псевдоконституционной шелухой. А если правящий класс открыто в законах констатирует своё господство, ему как раз выгодно, чтобы законы неукоснительно соблюдались, чтобы исполнительная власть была подчинена законодательной. Крупнейший недостаток в развитии советского народовластия был не тот, что перешли к выборам по территориальному принципу, это как раз было правильно; а недостаток был тот, что не подчинили полностью исполнительную власть представительным органам. Наоборот,  повсюду исполкомы взяли верх над Советами как таковыми. Вот и получилось,  что на бумаге, в законодательных актах одно, а в реальной жизни – прямо противоположное. Настоящий лозунг тут должен быть – "Власть Советам, а не исполкомам!"

Но так или иначе, государство должно быть советского типа.

Что же мы видим в результате? В результате видим, что государство, которое нам предстоит восстановить, на сто процентов должно быть государством диктатуры пролетариата. Это если к вопросу подходить научно, а не вульгарно и по-глупому, что диктатура пролетариата – это когда на каждом углу стоит рабочий с дубинкой и лупит ею кого-то по голове. Из этого нам надо исходить и во взаимоотношениях с нашими сегодняшними союзниками и попутчиками. Нельзя допускать туман и всякие недоговорённости в вопросе о том, какое будет государство и чья в нём будет власть.

 

ПОСЛЕДНЕЕ, что нам осталось рассмотреть,– это соотношение государства и партии. Это огромная проблема, и мы сегодня сможем задеть её только контурно, в главных, принципиальных чертах.

В своё время у нас в ходу была теория, что по мере продвижения к коммунизму роль партии возрастает. Серьёзной аргументации не приводилось, и поэтому многие над этим даже подсмеивались: как это так, государство будет отмирать, а роль партии растёт, по инерции, что ли? Между тем, несмотря на такую внешнюю "дубовость", теория в общем-то была правильная. Возрастание роли партии по мере приближения к коммунизму связано с тем, что коммунистическая "сверхгосударственность" сформируется в основном именно из партии, а не из системы Советов.

Чем это обусловлено?

В "сверхгосударстве" (или, что то же самое, в системе коммунистического самоуправления) практически не будет места отношениям подавления и принуждения,– во всяком случае, как постоянному элементу управленческой структуры. Управление будет, дисциплина определённая общественная будет, но принцип срабатывания всего этого механизма изменится в корне. Механизм будет основан не на принуждении, а на положительном побуждающем примере со стороны управляющей системы по отношению к управляемым. Но ведь принцип собственного примера и есть, в сущности, общепризнанный, во все партийные документы давно забитый принцип организации управляющего воздействия партии. Другое дело, что партия превратилась в бюрократическую структуру, что она если и показывала какой пример, то по большей части всецело негативный. Но идея-то была заложена правильная, и когда партия действовала хотя бы в самом приблизительном соответствии с этой своей первоначальной идеей, то результаты получались феноменальные. Ведь и самое понятие авангарда трудящихся обозначает не что иное, как наиболее сознательную часть народа, которая пролагает путь по всем направлениям и показывает пример остальным. Но разве вообще не так и должно двигаться в будущее разумное человеческое сообщество?

Поэтому идею надо извлечь из-под всякого накопившегося хлама, почистить и подумать над тем, как её законодательно, институционально воплотить в жизнь. Сначала в рамках самой по себе партии, а затем и в "упряжке" партии с реально управляемым обществом.

Принципу партии как авангарда общества (или, что то же самое, принципу управления посредством собственного примера) надо будет посвятить отдельное занятие, но скажу сразу, что это – принцип построения ненасильственной, так сказать, непринудительной демократии. А это, в свою очередь, значит – демократии ПРЯМОЙ, НЕПРЕДСТАВИТЕЛЫЮЙ, так как обычная представительная демократия основывается на принуждении меньшинства большинством. (А отсюда очень недалеко и до принуждения реального большинства – большинством сфабрикованным, т.е. меньшинством,  маскирующимся под большинство.)

Переход к непредставительной демократии будет для человечества таким же прорывом в грядущее, каким тысячелетия назад стало возникновение демократии самой по себе. И на пороге этого прорыва стоял и стоит по сей день вот тот самый наш "тоталитарный", так называемый, социализм, а не капиталистический Запад. В СССР рождалась новая цивилизация, новая во всех отношениях, и несмотря на все огрехи и провалы, это была реальность, а не просто красивые слова. И возродить Союз можно будет только на понимании этой реальности, на понимании всего советского периода истории именно как явственного преддверия рождающейся новой цивилизации. И здесь не место каким-то уступкам, оправданиям и тем паче покаяниям. Каяться придётся тем, кто эту цивилизацию сорок лет ломал изнутри, а теперь буквально топит в людском горе, в голоде и в крови.

Наша главная задача, на сегодняшний день,– чтобы всё это, о чём мы тут говорим, увидел и понял народ, а не только мы с вами. На мой взгляд, это главное, на чём должны сейчас сплотиться коммунисты.