Генеральному секретарю ЦК КПСС тов. М.С.ГОРБАЧЁВУ.

 

 

Прошу Вас ознакомиться с нижеприлагаемыми теоретическими материалами – открытым письмом на Ваше имя "Сталинизм" ли виноват? и рукописью Сдвинуть с "мёртвой" отметки обсуждение проблемы объективных общественно-экономических противоречий при социализме (Москва, ноябрь 1986г.).

Первое исследование мною только что закончено, второе же прак­тически безответно "скитается" по самым разным адресам уже почти год; среди адресатов его, кстати,– персонально оба Ваших "главных экономических советника", как рекомендуют их зарубежные средства массовой информации, А.Г.Аганбегян и Л.И.Абалкин, председатель Сек­ции общественных наук президиума АН СССР П.Н.Федосеев, журнал "Во­просы экономики" и т.д. Ни строчки из этой разработки не "просочи­лось" в печать, она также не была где-либо обсуждена в демократич­ной обстановке и на достаточно компетентном уровне.

К чему я об этом здесь говорю? К тому, что в работе проводится точка зрения, во многом диаметрально противостоящая тем общим, вот именно   концептуальным  оценкам конкретно-историческо­го положения страны, которые на сей день возобладали у нас и в со­ответствующей литературе, и (увы) в партийно-государственных доку­ментах, в том числе и в Ваших выступлениях,– и по которым, как счи­тается, существует некое абсолютное единство взглядов равно среди "посвящённых" и широкой публики, ни малейших разногласий нет.

Однако,– как видим,– это далеко не так. Имеет место, доказа­тельно формулируется и отстаивается и другой подход, резко отлича­ющийся от того, который за короткое время, к сожалению, уже приобрёл инерцию мощно "клишированного", "обкатанного" штампа. Важно ли это, серьёзно ли это? Если бы удалось довести до понимания "разработчи­ков" идейно-теоретического материала для Вас,   насколько  это важно и серьёзно, насколько опрометчиво и безответственно этим пренебрегать! Не надо только "давить" на меня моим кажущимся "оди­ночеством" и находящимся покамест на Вашей стороне "болышинством". Для выдвижения научной позиции, тем паче в гуманитарном, социальном познании, в общем-то, больше одной головы поначалу и не требуется. А выдвинутая и надлежащим образом аргументированная, теоретико-философская позиция далее должна быть судима исключительно лишь по силе выставляемой ею системы доводов, аргументов,– но уж никак не по результатам "голосования" за или против неё в той или иной, пусть даже на вид и очень авторитетной аудитории. Проиграет – что ж, это нормальное, правомерное протекание и исход честного научно­-полемического поединка, и сам поединок окажется только на пользу обеим "соперничающим" сторонам. Но вот уж коль скоро об неё, об "одиноко" выставленную трактовку   логически  разбиваются аргументы "большинства",– тут "большинству" (если, конечно, оно граждански грамотно и добросовестно) необходимо также честно и са­мокритично, не прибегая к "количественно"-дискриминационным приё­мам, проанализировать и пересмотреть избранный им взгляд.

Чего ради,– казалось бы,– так встревожился И.В.Сталин по поводу "единичных" тогда правоуклонистских, бухаринских выступлений в экономической дискуссии начала 50-х годов? Почему уделил им столько внимания, счёл нужным   лично  чуть ли не на каждое ответить? Не из пушки ли по воробьям палили? Нет. Всякий подлинно проницательный государственный деятель прекрасно знает, что развёрнутая, по-своему цельная теоретическая интерпретация достаточно важного вопроса в науке, и прежде всего в науке социальной,– это явление   общественное  (о чём, к слову, и В.И.Ленин не единожды напоми­нал), что объективная мощь общественного развития никого "просто так", "случайно" не наделяет способностью проблемного мышления и проблемного видения исторических событий, что смелые и настойчивые "одинокие" голоса – это именно и только специфическая первоначаль­ная форма, в которой обнаруживает себя какой-то глубинно созреваю­щий   общественный  процесс. А потому, если перед тобой как идеологом и теоретиком "вдруг" вырастает даже и в высшей степе­ни "нежелательное", "путающее карты" проблемное построение,– не обольщайся "одиночеством" оппонента и разностью ваших "весовых ка­тегорий", аргументируй! Ибо ответная сила   твоих  доказа­тельств – это единственное в данной ситуации, что в будущем "за­чтётся" и поимеет действительное государственное, общественное зна­чение, всё остальное вызовет осуждение потомков, а то ещё и позором себя покроешь.

Итак, И.В.Сталин со всей серьёзностью аргументировал – и ока­зался, как убедил дальнейший ход вещей, абсолютно прав, ибо те воззрения, которые в 1951–1952 годах отстаивались в "одиночестве" Л.Д.Ярошенко и немногими другими, очень скоро обнаружили свою имен­но   общественную  непреодолённость, неизжитость, вырв­ались на поверхность и, действительно, повернули колесо нашей новей­шей истории на добрых тридцать лет если не назад, то уж точно вбок, причём крайне болезненно.[1] Что касается И.В.Сталина, то он, во­-первых,– включившись в разгоревшуюся полемику по-честному и на равных, без прятанья за спины "советников",– оставил прекрасную марксистскую работу, о ценности которой история ещё скажет своё слово; во-вторых, тем самым обозначил существеннейший водораздел во всей нашей идеолого-теоретической и в целом общественной жизни, чрезвычайно важный для понимания всего происшедшего за послевоенную эпоху; в-третьих, подал великолепный пример вот именно   демократического,  гласного и делового обсуждения нерешённых   доктринальных  проблем,– пример, которому ни один из его преемников на посту Генерального секретаря ЦК КIIСС так до сих пор и не последовал, хотя велеречивых песнопений в честь демократии звучало за это время сколько угодно.

 

Если обратиться ближе к нашим сегодняшним делам, то здесь тоже в этом плане далеко не всё бесспорно и "беспроблемно". Что застой необходимо преодолеть – это понятно; я сама неоднократно и открыто,   при жизни  Л.И.Брежнева, а не после его смерти, писала в ЦК КПСС и в прочие, как говорится, инстанции, что он завёл страну фак­тически в тупик, что ему нужно или принимать самые решительные и радикальные меры к выправлению положения, или попросту оставить свой пост. На таких смельчаков где-то в конце 70-х – начале 80-х годов смотрели как на "сумасшедших" (и соответственно к ним относились!), а ведь время показало, что мы были совершенно правы и что Л.И.Брежнев поступил бы куда дальновидней и для государства, да и лично для себя, если бы придал трезвым голосам ту значимость, кото­рая в них объективно заключалась. Позволю себе надеяться, что из двух вышеразобранных примеров Вы в нынешнем нашем случае останови­тесь на более разумном и более заслуживающем подражания.

Итак, что надо выбираться из полосы застоя, тут нет особых "разночтений"; разногласия начинаются в следующем (по порядку, но не по своей весомости) пункте,–  как  это делать. История социа­листических государств уже не раз сталкивалась с такими ситуациями, когда в обстановке неблагоприятного, предкризисного экономического развития резко активизировались не только здоровые силы партии и общества, но и различные уклонистские течения, причём подчас им удавалось полностью захватить инициативу в свои руки, хотя и на непродолжительное время.

К великому сожалению, очень и очень похоже, что и у нас события практически уже сбились на этот пагубный путь. Так или иначе, но было бы весьма затруднительно объяснить, чем отличаются затеваемые у нас "экономические реформы",– с которыми, скажу сразу же, невоз­можно согласиться здравомыслящему марксисту,– от того, что пропове­довали лидеры "пражской весны". Да и "общеполитическая" линия едва ли не целиком совпадает,– сотворить некий жупел из И.В.Сталина и так называемого "сталинизма", изобразить исторически необходимый и неизбежный разгром внутрипартийной политической оппозиции в 30-х годах как чуть ли не беспричинные "массовые репрессии", как "сталин­ские преступления"; под эту бирку бросить тень и на социализм как таковой, начать выдумывать, якобы мы под руководством И.В.Сталина построили "что-то не то", не соответствующее, мол, "сущностным ха­рактеристикам" социалистического уклада; опять вытащить на свет божий излюбленную ренегатскую теорию "поливариантности", множественности как "моделей" социалистического строительства, так и их идейных обоснований; и, наконец, в качестве какой-то "новой", "демократической" модели приняться навязывать людям нечто густо пропахшее мелкобуржуазным нафталином по меньшей мере шестидесятилетней давности и имеющее с социализмом в его классическом, марксистско-ленинском облике лишь чисто фразеологическое родство.

Между тем, история в своих объективно-закономерных глубинах существенно   однозначна,  и точно так же, как природа не создаёт "множества" законов для передачи, скажем, тока через проводник, а довольствуется одним законом Ома, так же не создаёт и объективная историческая действительность по нескольку "комплектов" основных закономерностей для каждой общественной формации, в том числе и для первой фазы коммунизма. Сущностные характеристики социалистического строя, при всём разнообразии вторичных деталей, объективно даны нам тоже лишь в одном "варианте": это диктатура пролетариата, авангардная роль коммунистической партии, общественная собственность на средства производства, мощная экономическая активность государства (его прямое структурное "участие" в консолидации стоимости прибавочного продукта), подчинённость производства интересам трудящихся – т.е., выявление и общественное утверждение (конституирование) живого труда в качестве прибылеобразующего фактора экономики, единственного и полноправного продуцента и "распорядителя" новой стоимости, дохода.

Все эти сущностно-структурные "габариты" социализма были внятно, уверенно очерчены в нашей стране к первой половине 50-х годов, и мы не "ошибочно", но   совершенно правильно  видели в них воплощение именно фундаментальнейших отличительных особенностей нового общественного устройства. Регрессивное развитие, чреватое кризисом, началось не в тот период, не в "сталинские времена", а его начали экономические "новации" Хрущёва (разрушение нормальной для социалистического народного хозяйства отраслевой системы управления) и окончательно развязала "реформа" 1965 года,– когда была предпринята воистину ошеломляющая по своему безмыслию попытка реставрировать в социалистической экономике частнособственнический "фондовый" принцип доходообразования взамен марксистского   трудового,  механизм действия которого, в главных его чертах, к рубежу 40-х – 50-х годов партия и Советское государство уже нащупали, нашли. Но пониманию правителей наших, преемствовавших И.В.Сталину, оказалась недоступна эта всемирноисторическая по своей масштабности новизна в экономическом строительстве – самый факт нахождения социалистической модификации стоимости, подлинно-социалистической "схематики" функционирования товарно-денежных отношений,– и вместо того чтобы закрепиться на завоёванном решающем социально-экономическом "плацдарме", воочию открывавшем путь к коммунизму, получилось допущено тяжелейшее тридцатилетнее откатывание назад.

"Разлагающийся в нашем обществе труп",– как с некоторых пор стало модно у нас выражаться,– это, таким образом, не "сталинизм", а экономическое "реформаторство" конца 50-х - середины 60-х годов, правоуклонистское по своему классово-социальному содержанию. Оно "переменило знак на обратный" буквально у всех определяющих процессов экономической динамики, превратило наше народнохозяйственное развитие,– вопреки распространяемым ныне научно-недобросовестным легендам,– из характерно-интенсивного в грубо экстенсивное, "затратное". Ибо критерий, отграничивающий интенсивное экономическое процессирование от экстенсивного, в сущности, весьма прост (и непреложен): это более быстрое (или, напротив, более медленное) возрастание конечной продукции по сравнению с наращиванием производительного аппарата как такового. Можно вовлекать новые, свежие резервы в производство с очень широким размахом, но при этом использовать их так, что в конечном итоге "выход" экономики будет расти всё же опережающими темпами относительно её "входа"; и такое хозяйство является   интенсивным  в самом строгом значении данного термина, без всяких натяжек, хотя бы оно оперировало огромными массивами вновь поступающих природных и трудовых ресурсов, осваиваемых территорий и т. д. Но в нашей "дохрущёвской", "досовнархозовской" экономике именно так и обстояли дела. Если в период индустриализации у нас национальный доход рос примерно вдвое быстрее основных производственных фондов, то в 60-х – 70-х годах   фонды  наращивались вдвое быстрее получаемого национального дохода. Спрашивается,– по какой же странной логике Вы ищете корни теперешнего "затратного" хозяйствования в той экономической эпохе, когда динамика общественного воспроизводства была столь явно и разительно   противоположна  прискорбной картине, которую мы имели за последние тридцать лет? Не резонней ли всё-таки немного поближе поискать,– тем более, что и момент "великого перелома" в движении фондоотдачи известен с точностью почти до года?

Принцип формирования прибыли в цене пропорционально производственным фондам (а не живому труду) представляет собою исторически бесповоротно пройденную для социализма   буржуазную  модификацию отношения стоимости; он способен результативно действовать только "в паре" ещё с целым рядом типично капиталистических воспроизводственных закономерностей, в первую очередь с законами свободной конкуренции капиталовложений и существования рынка труда, т.е. превращения рабочей силы в товар. Поскольку же социалистическое общество, ещё заслуживающее данного наименования, ни того ни другого позволить не может, то "фондовая" схема доходообразования в социалистическом государстве будет сокрушительно экстенсифицировать и "деэффективизировать" экономику, поощряя складывание в ней стоимости прибавочного продукта в пропорции к "голым", общественно никак не "отсортированным" затратам материально-технических компонентов производственного процесса. Вот это и есть   затратный механизм  в хозяйствовании, тот самый, что на протяжении четверти века упорно сбивает нас с ритма и современного научно-технического, и плодотворного общественно-институционального прогрессирования.

"Затратный" экономический механизм в социалистических условиях,– повторю ещё раз,– это механизм   "фондовый ",  и больше никакой: т.е., исходящий из научно отсталой, межеумочной "предпосылки", якобы и в обобществлённом хозяйстве, подобно хозяйству частнособственническому, главным доходопроизводящим фактором выглядит и выступает прошлый, а не живой труд. Но в действительности-то социализм как раз и призван ликвидировать эту общественно-экономическую "объективную кажимость", источником которой всегда служила не какая-то способность капитальных вложений, средств производства к "самостоятельному" порождению стоимости, а единственно лишь право частной собственности на них. Уничтожение частной собственности (а стало быть, и эксплуатации человека человеком) – это, как у нас ещё совершенно недостаточно осознаётся, с неизбежностью одновременно и упразднение всех и всяких сколь-либо существенных экономических отношений, в которых материально-техническая сторона экономической деятельности фигурирует как "производитель" новой стоимости.

Фондовое доходообразование по своему историческому генезису и классово-социальному смыслу, будучи изначально результатом и моментом частнособственнического присвоения средств производства, является сугубо   элитарной  структурой, и поэтому попытки искусственно насаждать его в социалистической стране неотвратимо станут провоцировать всепроникающую антидемократизацию общества, бюрократизацию управления, кастовость и протекционизм в среде руководящих кадров, их отрыв от масс и т.п. На теснейшую вот именно   системную  связь между бюрократизмом и политикой "фондовых" цен партия указывала ещё в конце 20-х годов.

Следует такие решительнейшим образом развенчать и отбросить корявый миф, якобы ведение хозяйства при социализме на базе "фондовой" прибыли и фондовой конструкции цены представляет собою некое воплощение и средоточие "экономических" (или ещё "научных") методов, в противоположность каким-то "административно-нажимным", безраздельно царившим в СССР, будто бы, в 30-е – 50-е годы. (Не говорю уже о том, насколько предосудительно, позорно взять на "идейное" вооружение и с серьёзным видом повсюду повторять замусоленную советологическую басню о социалистической экономике как об экономике "командной", "приказной". Централизованное планирование, примат в хозяйственном руководстве политического подхода, обеспечивающего соблюдение классовых интересов рядового трудящегося, развитая экономическая роль государства – всё это столь же неумно приравнивать какому-то "нажимному" бюрократическому самодурству, как не может считаться показателем "бюрократизма" хорошо разработанная и эффективная система, например, гражданского права в стране). Что касается "экономических методов", то таковыми допустимо называть лишь методы, основывающиеся на вскрытии объективных экономических законов, данного общественного уклада и на возможно более точном следовании им. Между тем, формирование прибыли (дохода) соотносительно стоимости производственных фондов   не является  объективным экономическим законом социализма, а постольку и методы, связанные с этой процедурой, суть для нас не " экономические", но как раз   антиэкономические,  насильственно-волюнтаристские. Соответственно, если и воцарялся в нашем народном хозяйстве грубо-"нажимной", антиэкономический стиль, то происходило это не "при Сталине", когда мы руководствовались в целом   правильными,  марксистскими представлениями о базисных структурах социалистического строя, о месте в них и характере действия закона стоимости и т.д., а это произошло в результате "реформаторских" мероприятий второй половины 50-х – середины 60-х годов, во многом перевернувших указанные здравые представления поистине "вверх дном".

Суммарно говоря,– все наиболее тяжкие пороки, от которых страдает сегодня наше общественное производство (всепоглощающая расточительная "затратность", экстенсивный тип экономического функционирования, мощный бюрократический "отёк" управленческой системы, своевольное и своекорыстное администраторство, отсутствие прочной теоретической, а значит, и практической опоры на материальные, объективные закономерности экономического развития, "глухота" к научно-техническому прогрессу, ошибочные понятия о природе и формах реализации товарно-денежных отношений в условиях социализма, неповоротливость, замедленные, подчас прямо-таки "летаргические" темпы необходимых хозяйственных начинаний и преобразований, несбалансированность, обременённость экономики "ложными стоимостями" и пр.), все они целиком или по крайней мере в тех масштабах, какие ими на сей день достигнуты, являются неоспоримыми приобретениями последнего тридцатилетия нашей истории, но никак не предшествовавшего периода. В самом деле; непостижимо, почему мы в связи с застоем и "тормозными" симптомами в жизни страны "склоняем" на разные лады И.В.Сталина, тогда как инфляция, наводнение экономики "бумажными деньгами" ("ложной социальной стоимостью"), устрашающие дотационные "флюсы" в народнохозяйственном организме, неэффективность и вошедший в дурную "традицию" долгострой, категорически нежелательный, разрушительный характер изменений материалоёмкости и фондоотдачи, отставание в росте производительности труда от роста заработной платы и ещё немало другой экономической "патологии" в том же духе – обо всём этом где-то на рубеже 40-х – 50-х годов у нас, можно сказать, и не слыхали, это прямой продукт "совнархозовщины", непродуманной аграрной политики и, самое главное, "хозяйственной реформы" 1965 года.

Считаю,– нужно с гораздо большей марксистски-научной основательностью, чем это наблюдается в настоящий момент, разобраться в реальном "вкладе" различных отрезков истекшего семидесятилетия в историю создания социализма в Советской стране. Надо,– в частности, а может быть, и прежде всего,– со всей определённостью отграничить период теоретико-практического "открытия" социалистической модификации стоимости в 1947–1954гг. от развернувшегося затем её демонтирования, ибо как раз попятное движение на этом направлении, деструктивное перекраивание форм доходообразования в сельском хозяйстве и в промышленности посеяло горькие семена затяжной регрессии, охватившей несколько последних пятилеток. По моему твёрдому убеждению, в корне неприемлема нередко ещё пропагандируемая нынче схема, согласно которой чуть ли не всё, что совершалось в государстве между нэпом и "перестройкой", ставится под косвенное или вполне откровенное сомнение как некое сплошное "отступление от ленинских норм", "ленинских заветов" и т.д. Во-первых, нэп был вынужденным жестокой исторической необходимостью временным манёвром, а не магистральным путём к построению социалистического общества; высказывания В.И.Ленина на этот счёт, если их воспринимать добросовестно, не оставляют места для каких-либо иных толкований. Во-вторых, недопустимо принижать, по сравнению с нэпом, последующие этапы социалистического строительства; нэп и фактически воздвигнутый социализм – это вещи несопоставимые. В-третьих, именно ретроградно-ностальгические попытки "вернуться в нэп" в ходе реформы 1965 года и послужили причиной тех стагнационных перипетий, которые мы сегодня переживаем.

И наконец,– как вывод из всего предыдущего,– установка на то, чтобы "радикализировать" реформу 60-х годов (а не на устранение искажений, внесённых ею в социалистический экономический базис), не может повлечь за собой чего-либо более плодотворного, нежели разрастание имеющихся негативных явлений в какие-нибудь "ультранегативные".

Думаю (и в этом отношении достаточно поучительна история моих обращений на имя Л.И.Брежнева), что разумное и недискриминационное обсуждение соображений, изложенных здесь и в нижеследующей теоретической записке, было бы в интересах дела, поскольку могло бы своевременно предостеречь против разорительной "натурной" проверки определённых решений, ошибочность которых неопровержимо выявляется уже на стадии предварительного логического анализа.

 

Кандидат

философских наук

 

17 октября 1987г.

 

 

 

Приложение:  рукопись "Сталинизм" ли виноват? (31 стр.);

     рукопись Сдвинуть с "мёртвой" отметки обсуждение проблемы объективных общественно-экономических противоречий при социализме (47 стр.).

 

 

Москва, 127322, ул. Милашенкова, 13, корп.1, кв.68.

Тел. (дом.) 210.56.83. Хабарова Татьяна Михайловна.