В редакцию газеты "ПРАВДА"

(Д.В.ВАЛОВОМУ).

 

Многоуважаемый тов. Валовой,

Мне хотелось бы несколько продолжить разговор, к каковому Вы неизменно в Ваших выступлениях возвращаетесь, но всегда – опять-таки неизменно!– вскользь: о "некоторых экономистах" (сформулируем шире, да и точнее,– некоторых   марксистах), кто считает определённые, поныне имеющие хождение у нас "экономические рычаги и показатели научно необоснованными или даже ошибочными"; "хотя многие из них в своё время были единственно правильными",– утверждаете Вы затем, попутно призвав "не заниматься критикой"(!) упомянутых "показателей и рычагов", пусть бы они кому-то и представлялись более чем сомнительными.[1]

Следует заметить,– прежде всего,– что в марксистском понимании критика и самокритика есть адекватная, надлежащая форма "борьбы нового со старым", обнаружения и разрешения непрестанно возникающих в общественной жизни (в том числе и при социализме) объективно-закономерных диалектических противоречий. Социалистическое общество не может "не заниматься критикой", ведь это означало бы искусственно, "своими руками" поставить экономическому и политическому развитию столь "эффективные" препоны, каких,– воистину,– и враг-то не всякий додумался бы нам нагромоздить.

С другой стороны,– избегать широкого, принципиального обсуждения   по существу дела, это вернейший признак вот именно   научно-необоснованных, бесплодных концепций и ориентировок, которые не чувствуют под ногами надёжной почвы ни логики, ни практического опыта, а потому им ничего не остаётся, кроме как попытаться организовать вокруг себя,– в подтверждение своей "правильности",– некую видимость, будто критических возражений против них вообще-де нет.

Спрошу Вас теперь,– от лица как раз тех "некоторых", кому принадлежат развёрнутые теоретико-критические доказательства   полнейшей несостоятельности защищаемых Вами хозяйственных регуляторов (доказательства же практические ежедневно приносит сама жизнь),– спрошу Вас: если Вы так убеждены в своей "научной правоте", если так всё "научно обосновано" в теориях, которые Вы разделяете и рекламируете, почему Вы столь (решусь вымолвить) патологически боитесь – уж не говорю, обнародовать доводы ваших оппонентов, но даже признать публично и честно, в мало-мальски вразумительной форме, что неистребимая – и мощная!– концептуальная "оппозиция" вышеназванным теориям есть объективно существующий факт?

В "Правду" я пишу по теоретико-экономическим вопросам не впервые, и – видит бог!– в чём не откажешь посылаемым мною вам материалам, так это в предельной, "истовой" научной добросовестности, с какой они составлены; она,– по чести,– намного превышает требования, которые вообще можно предъявить в этом отношении газетному письму, хотя бы и теоретическому. Моим убеждением является, однако, что подобная добросовестность автора обязывает к соответствующему поведению и редакцию печатного органа. В центральную газету,– по проблемам такого характера, как те, о которых у нас идёт сейчас речь,– пишут не от нечего делать. В данном случае обращение к прессе – это заявка на реализацию конституционно гарантированной гражданину свободы печати, т.е. политико-правовой акт, и коль скоро указанная "заявка" отвечает необходимым научным и журналистским нормам, она должна быть удовлетворена, вне зависимости от редакторских "хочу – не хочу". Спрашивается,- зачем нужна партии, государству и честным людям в нём такая "свобода", при которой одна сторона в достаточно серьёзной идейно-теоретической коллизии беспрепятственно, словообильно, а подчас и нудно, муссирует свои воззрения повсюду, где это только возможно, другая же годами,– смешно сказать,– не в силах добиться внятной публичной констатации даже самого факта своего существования.

Суммирую заново,– как смогу, короче,– смысл наличествующих проблемных разногласий, и будет вполне конструктивным шагом, если в "Правде" наскребут, наконец, нужную меру гражданской, партийной и публицистской порядочности, чтобы решиться на аргументацию отвечать также аргументами (но не туманными кивками в адрес зловредных и надоедливых "некоторых"). А если не справляетесь, то уж извините,– это не шуточное дело, наличие контрдоводов, с которыми не справляется доктрина, претендующая и впредь безоговорочно "формировать" хозяйственную политику в стране; тогда тем более никому не позволено держать общественность в неведении относительно реального положения вещей, изображать теорию, по существу   недееспособную  в критической дискуссии, в качестве некоего непогрешимого откровения.

Следующую ниже часть моего письма,– в свете всего сказанного,– я просила бы Вас изыскать возможность довести, всё-таки, до сведения читателей "Правды" если Вы, даже и не публикуя моих замечаний "в подлиннике" (я ведь прекрасно понимаю, что для единомышленников Ваших то была бы форменная погибель,– имея в виду уровень "научной обоснованности", вообще свойственный правосектантской "экономической" схоластике),– если Вы отважитесь хотя бы "от себя" по-честному предать гласности, что замечания такого рода   существуют,– нас, "некоторых", на сём этапе развития ситуации это, в целом, временно устроило бы.

 

*     *

*

 

Средоточие "хозяйственной реформы", в политэкономическом плане,– это была замена "трудового" (марксистского) принципа доходообразования в экономике, при котором единственным, суверенным доходообразующим фактором в общественном производстве признан живой труд,– замена его на принцип "фондовый", скопированный с капиталистических методов хозяйствования, где в создании дохода, по видимости, "наравне" с трудом (и даже преимущественно) участвуют материально-технические составляющие производительного процесса.

Можно ли привести какие-либо соображения, которые удостоверяли бы "научную обоснованность" фондовой прибыли при социализме?

Соображений таких   нет  и никогда – ни "в своё", ин в иное какое время –   не было; Вы, тов. Валовой, всё ещё о "научной обоснованности", а на самом-то деле тут давно пора о другом вопрос ставить: о политической ответственности  правых сектантов и фактических фракционеров в партии, на полтора десятилетия затормозивших, нагло-антимарксистскими "концепциями", развитие нашего народнохозяйственного (да и конституционно-демократического) организма именно как организма   социалистического.

Маркс,– как учёный-экономист,– потратил свою жизнь на всестороннее логико-теоретическое раскрытие того отправного факта новейшей экономической истории, что "доход от фондов" есть не какой-то самостоятельный, автономный путь формирования богатства, но всего лишь перераспределённый "доход от труда",– перераспределённый в пользу капиталовладельческой "элиты" через систему буржуазной собственности на средства производства, в чём и заключается   эксплуатация – материальное и общекультурное обкрадывание – рабочего класса буржуазией. Слава богу, на этом воздвигнута в марксизме теория правомерности и объективно-исторической необходимости пролетарской революции, позволяющей возникнуть такому общественному строю, где плоды производительной деятельности трудящихся используются только в их же интересах и исключено существование каких-либо "элит", которые манипулировали бы общественными условиями применения труда в целях его порабощения.

Механизмом, который при буржуазном присвоении средств производства обеспечивает вышеуказанное перераспределение и окончательное элитарно-эксплуататорское "структурирование" общественного продукта, является рынок капиталовложений с образующейся на нём "прибылью на капитал".

Следует подчеркнуть,– вообще,– что доходопорождающий фактор может "принести доход", лишь побывав в таком (фигурально выражаясь) месте, где осуществляется, прежде всего, собственное его полное восстановление, возобновление: лишь вернувшись с рынка собственного своего воспроизводства. Ведь если производственный агент, включившись в экономический процесс, сам себя там возобновить не в силах, тем более бессмысленно ждать от него каких-то "дополнительных" поступлений.

Со всей очевидностью,– далее,– если какой-либо класс (в высокоразвитом товаропроизводящем обществе) монополизировал владение определённым фактором производства и намерен на этой собственнической монополии строить свое "элитное" благосостояние,– для него буквально вопрос жизни и смерти, чтобы в экономике наличествовал    рынок  "самовозобновления" именно данного фактора, куда можно было бы фактор "запустить" и затем периодически извлекать его "с приварком".

Мы видим, таким образом, насколько фундаментальным, жизненно-значимым моментом является с точки зрения буржуазного общественно-экономического порядка учреждение и сохранение инвестиционного рынка, рынка монополизированных буржуазией средств производства. Свободный рынок инвестиций со специфичными для него схемами ценообразования – это попросту "другая формулировка" принципа капиталистической собственности: в его отсутствие капиталистически-элитарное присвоение "технически" невозможно реализовать. Создаваемое трудящимися богатство как бы "налипает" здесь на фонды и отводится к собственнику фондов – капиталисту, прежде чем им успевает разумно воспользоваться народ. Маскировка же творящегося грабежа осуществляется при помощи инфляционной спирали – тщательно поддерживаемого спекулятивного превышения суммы цен в народном хозяйстве над суммой стоимостей, вследствие чего наиболее качественные материальные и культурные блага "всплывают" на волнах дороговизны и делаются недоступны широким слоям трудового населения.

С самого возникновения научного социализма,– поэтому,– задача ниспровержения и структурного "перемалывания" капиталистического уклада, в её экономико-организационном аспекте, ставилась как нацеленность на "сокрушение" рынка средств производства, переход инвестиционного процесса под контроль государства и дальнейшее развёртывание его   независимо  от рыночно-коммерческих критериев, на строго-плановых началах.

 

Мы специально выделили бы здесь то существеннейшее обстоятельство, что на ранних стадиях развития как социалистической теории, так и практического социализма, обычно   отождествлялось  функционирование средств производства   плановое  (в едином комплексе и под государственным контролем) с функционированием   нерыночным  в широком политэкономическом смысле слова: т.е., с функционированием в долговременных интересах народа, а не ради конъюнктурных выгод "элиты" капиталовладельцев. (Отголоски этого первоначального понимания по сию пору дают себя знать в путаных антитезах "план – рынок"; тогда как на деле и план, и рынок, и "планируемый рынок", и "рыночно-коммерческий план" одинаково реальны как при социализме, так и при капитализме, и речь тут должна идти не об абстрактных "рынках" и "планах", а о конкретно-историческом противостоянии   социалистического  планирования, включая планирование товарно-денежных отношений, планированию капиталистическому,– ибо и в эксплуататорском хозяйстве, нынче уже не секрет, товарно-денежные отношения могут строиться в плановом порядке.)

Между тем, жизнь своим чередом подтвердила давнишнюю истину марксизма, что обобществление средств производства (государственная или даже формально-"общенародная" собственность на них) – это чрезвычайно непростая социоструктурная категория, и в зависимости от того, как, конкретно, будет организовано распоряжение обобществлённым достоянием, тип экономического целого может меняться в самом пространном диапазоне. Сделалась реальностью, в частности, и мощно централизованная   несоциалистическая  экономика.[2]

Суть дела здесь не в самом обобществлении (огосударствлении) как таковом и не в наличии централизованного планирования (которому сегодня тоже мало кто удивляется); основополагающее значение приобретает классово-прогрессивное, вот именно   научное  установление главного производящего (прибылеобразующего) фактора в общественно-экономическом процессе,– фактора, на котором "держится" экономика, а через экономику он "окрашивает" в соответствующие тона и политическую надстройку. Следующий шаг – это надо обеспечить, во-первых, чтобы сфера воспроизводства выделенного фактора была, как мы уже разобрали,   рынком  (поскольку   доход  с фактора иначе как на   рынке, нигде больше не возьмёшь). А во-вторых,– естественно,– она должна быть   главным, "критериальным" рынком народного хозяйства, "в режиме" которого работала бы вся стоимостная структура экономической машины.

Стало быть,– подытожим,– даже и современное высокообобществлённое, централизованно-плановое хозяйство вполне может оказаться не только социалистическим, но и типично-эксплуататорским; всё зависит от того, какой экономический фактор реально определился там в качестве фактора – производителя дохода, сфера воспроизводства какого именно фактора является "главным рынком" экономического организма и структурной сердцевиной наличествующих в обществе товарно-денежных отношений. В социалистической стране, где решили доход брать "с фондов" и "воскресили", достаточно подробно, расчётную схематику фондового рынка и фондовой прибыли,– там совершенно не требуется "официально" провозглашать возврат к капитализму, упразднять централизованную собственность, покушаться на единый народнохозяйственный план; ибо и при всём этом средства производства начали функционировать как капитал, а основной "фондодержатель" – государство – структурно "пополз", разлагаясь в "коллективного супермонополиста". Словеса же о "власти трудящихся", "непосредственно-общественном характере труда", "всестороннем развитии личности" и т.д. в этой ситуации,– с развёртыванием только что обрисованного классово-"попятного" процесса,– будут значить не больше, чем они значили бы в любой "традиционной" вотчине государственно-монополистического капитализма.

Марксистский экономико-философский анализ "научных оснований" хозяйственной реформы показывает, вышеизложенным образом, что всё это мероприятие представляло и представляет собою поныне, по своему "концептуальному содержанию", никакую не "научную", но в точнейшем смысле   антинаучную, классово-порочную "переквалификацию" доходопроизводящего экономического фактора. Соответственно,– как результат того, что в народном хозяйстве оказался глубоко подорван "приоритет труда", а постоянным фондам приписана объективно им не принадлежащая прибылеобразующая роль,– произошла тяжелейшая структурная "дефокусировка" общественно-экономического базиса, и последовавшая затем базисная эволюция уже не могла (и по сей день не может) характеризоваться как процесс "коммунистического строительства". С объективной точки зрения (вне зависимости, хотел этого кто-либо или нет), у нас благодаря "реформе" идёт не "построение коммунизма", а реставрация капиталистического устройства – в некоей "новейшей", причём весьма уродливой, его разновидности.

Снова повторю,– обращаясь в Вашем лице и ко всем прочим апологетам гнилого "реформаторства",– учёные и коммунисты (если уж вы себя таковыми мните) на столь серьёзное и столь разветвлённо, "дотошно" аргументированное критическое противостояние отвечают   научными доводами  в открытой, честной полемике; "отвечать" на   такую  критику замалчиванием и иными актами дискриминации значит, попросту, прекрасно отдавать себе отчёт в политически-вредительском характере критикуемых "воззрений",– в том, что действительно   научное, классово-принципиальное их обсуждение немедля вылилось бы в политическое разоблачение. С этих позиций,– несомненно,– только и будет в дальнейшем оценена партией вся эпопея с так называемой "научной обоснованностью" дезорганизаторских "рычагов", обязанных реформе своим многолетним разрушительным хозяйничаньем в нашей экономике.

 

А что же надо предпринять, коль скоро необходимо переломить разрастание пагубных тенденций и вернуться на путь подлинно-социалистического  развития?

Со всей ясностью,– надо перестроить хозяйственный механизм таким образом, чтобы живой труд   опять (как это, в принципе, некогда у нас уже было и как должно быть по Марксу) занял подобающее ему место "главного производителя" национального богатства. Сфера воспроизводства живого труда, или рынок потребительских товаров,– другими словами,– должна вновь сделаться "главным рынком" общественно-экономической целостности, т.е. рынком, где непосредственно вершится прибылеобразование, складывается и изымается "прибыль", доход. В инвестиционном же процессе (в промышленности как таковой, на отдельных предприятиях) "прибыль" может формироваться лишь в некоторых минимальных размерах, обусловленных чисто-прагматическими соображениями. Существеннейшая часть прибавочного продукта,– при такой постановке дела,– будет заключена в ценах на предметы потребления (поскольку лишь они реально фигурируют на рынке воспроизводства рабочей силы); подобная схематика ценообразования получила в прошлом название – не особенно удачное – налога с оборота. Цены же на средства производства окажутся, в основном, от прибавочного продукта "освобождены"; раньше это называлось – уж совсем несуразно – "перекос цен на средства производства от стоимости вниз"; несуразно потому, что в действительности никакого "перекоса" тут нет,– налицо единственно-нормальная  при социализме ценообразовательная политика в инвестиционном секторе народного хозяйства.

Систематическое понижение "затратной оценки" (стоимости воспроизводства) доходообразующего фактора выступит,– как тому и следует быть,– общеэкономическим критерием эффективности; практически это расшифровывается как регулярное снижение розничных цен на основные товары народного потребления,– поскольку стоимость воспроизводства рабочей силы в них, собственно, и воплощена. "Скошенные" цены на средства производства служат прямым   экономическим инструментом  таких снижений, поскольку "перекос" вызывает массовое удешевление новой техники и, следовательно, столь же массовое сокращение   материальных затрат  по народному хозяйству,– которые по мере роста фондовооружённости образуют всё более значительную долю в себестоимости продукции.

Слабо проработанным пунктом в "дореформенной" организации хозяйствования,– а к ней неизбежно придётся возвращаться, коль скоро нам суждено остаться, всё-таки,   социалистическим  государством,– слабо проработанным пунктом там был, пожалуй, вопрос о локальных критериях эффективности. Впрочем, и здесь общее направление поисков довольно хорошо просматривается: надо как-то связать стоимостной объём производства у изготовителя продукции с эксплуатационным эффектом у потребителя и держать под контролем этот показатель "плотности выпуска по полезному эффекту", не давая предприятиям-изготовителям "наводнять" экономику стоимостями, относительная "полезностная плотность" которых падает или слишком долго топчется на одном уровне. Следовало бы при этом полностью "легализовать" такую хозяйственную ситуацию, когда у предприятия-изготовителя выпуск в денежном измерении   уменьшается  как раз за счёт его "полезностного уплотнения": при применении прогрессивных, экономичных инженерно-технических решений, сокращении материалоёмкости и т.д.

Следует указать также,– в плане активизации привлечения трудящихся к непосредственному управлению производством,– что социалистическое соревнование представляет собою структурно весьма ограниченный приём высвобождения производительно-творческой энергии людей; гораздо более зрелой формой "управленчески-творческого соучастия" является массовая критика снизу. Соответственно,– всесторонняя институционализация этой давнишней и в высшей степени обещающей идеи революционного марксизма сыграла бы, бесспорно, примечательную роль в деле дальнейшего стимулирования сознательного, заинтересованно-творческого отношения каждого к труду и к своим гражданским обязанностям, оздоровления общего стиля руководства, в деле создания условий для исторического перехода к коммунистическому общественному самоуправлению и к коммунистическому типу хозяйственного процесса, в котором   все поголовно  реализуют свою творческую способность (а не "рабочую силу", как это имеет место у подавляющего большинства сегодня).

 

Вышепроделанные рассмотрения позволяют убедиться, насколько в стороне от объективно-логической "магистрали" развития коммунистического способа производства в СССР лежит недавно опубликованный проект относительно широкого внедрения в хозяйственную практику показателя "чистой продукции". Соответствующие партийно-государственные документы,– "исторические", как Вы их аттестуете,– опять, по укоренившейся у нас вредоносной "традиции", принимались без малейшего учёта критических настроений среди "непривилегированных" граждан страны; последовательно-марксистским взглядам в экономической науке опять не предоставили никакой,– по существу,– возможности обнародования и свободного общественного обсуждения; опять оказался возведён в некое идеологическое "табу" вопрос о   фондовой прибыли  как о главной червоточине, подлинной язве, изнутри разъедающей нашу экономическую и политическую систему. Между тем, вся задача освежающих сдвигов на планово-экономическом фронте только в этом нынче и заключается, чтобы – покончив с "фондовыми" экспериментами и заблуждениями – восстановить функционирование народного хозяйства на базе марксистского   трудового  принципа консолидации и распределения дохода от общественно-производственной деятельности.

Авторы же постановлений касательно "чистой продукции" предлагают нам не радикальное,   политически-оздоровляющее решение проблемы, но попросту ещё один вариант фондового прибылеобразования,– тогда как загвоздка, повторяем, не в нахождении "лучших" вариантов формирования фондовой прибыли, а в том, что самый этот   принцип  "прибыли к фондам" ненаучен и   классово-неприемлем  в условиях социализма. Следует выразить твёрдое убеждение, что страна тем скорее справится с наслоившимися хозяйственными (и не только хозяйственными) трудностями, чем скорей и решительней "фондовая" идеология будет определена в соответствии со своей истинной классовой и "научной" природой – не как адекватная экономическая формулировка генеральной линии партии на текущем этапе коммунистического революционного процесса, но лишь временное и деструктивное уклонение от неё.

 

 

Кандидат

философских наук

 

Москва, сентябрь 1979 г.