Члену Политбюро ЦК КПСС,
председателю Комитета государственной
безопасности при Совете Министров СССР
тов. Ю.В.АНДРОПОВУ.
Минуло больше года, как
я обратилась в Комитет, и если прошлой осенью моё, так сказать,
"революционное подполье" на почве марксистских
философско-политических взглядов насчитывало семь с половиной лет, то теперь
уже, соответственно,– восемь с половиной. Со всей определённостью должна
подтвердить,– тем настоятельней сделалось моё желание услышать, наконец,
вразумительное заключение Вашего ведомства по столь труднообъяснимому поводу:
что в Советском государстве, спустя шесть десятилетий после свершения в нём социалистической
революции, человек годами проживает (и работает) на нелегальном положении,
причиной чему служит единственно его несогласие с теориями
"ненужности" вышеозначенной революции и "ненаучного
происхождения" вышеупомянутого государства.
В связи с десятилетней
годовщиной известных чехословацких событий в нашей печати появился ряд
относящихся к ним материалов, подчас довольно любопытных,– настолько
любопытных, что некоторые отрывки мне представляется уместным здесь
процитировать.
Министр внутренних дел
(тогдашний) ЧССР Павел и ещё другие руководители, на уровне заведующих отделами
ЦК КПЧ и членов Пражского горкома партии, оказывается, занимались в 1968 году
подготовкой планов открытия в Чехословакии... концлагерей. "Они
/концлагеря.– Т.Х./ были предназначены для честных и порядочных людей только
потому, что те не отказались от своих социалистических и коммунистических
убеждений."[1]
"...
контрреволюционная группа, засевшая в городском комитете партии Праги, начала
говорить о том, что ... "пора открывать концлагеря для принципиальных
коммунистов". ... Павел стал составлять так называемые "чёрные
списки", в которые вносились имена честных и сознательных людей."
"Министр внутренних
дел Павел ... считал реакционерами каждого сотрудника органов безопасности,
который в интересах защиты республики хоть каким-то образом пытался выступать
против подрывных элементов ... " "Было прямо сказано, что за людьми,
которые остаются на партийных позициях, необходимо "шпионить"."
Антикоммунисты с
партбилетами в кармане, в то же время, "усиленно охранялись".
"Всё, что
предпринималось по линии госбезопасности, было направлено против принципиальных
коммунистов и беспартийных, выступавших в защиту социализма."
"... под видом
марксизма каждый мог практически проповедовать, что хотел. При этой формальной
идеологической терпимости, однако, преследовались те, кто выступал в защиту
идей научного коммунизма ..."[2]
"Прошло десять лет.
Сообщения об открытии концентрационных лагерей, распространявшиеся из Пражского
городского комитета партии, документ о подготовке антикоммунистических
мероприятий Павела могут казаться далёким прошлым. Однако уроки, которые они
нам преподнесли, остаются и предостерегают, пишет "Руде право"."[3]
Судить, насколько уроки
1968-го года актуальны в нынешней Чехословакии, мне, естественно, трудно, но
что касается их чрезвычайной – и в высшей степени прискорбной –
"злободневности" для нашего общества, здесь мне не надо далеко ходить
за доказательствами. Согласитесь,– к примеру,– что если я Вас сегодня спрошу,
чем Ваша со Щёлоковым позиция по отношению к правооппортунистическому,
антисоциалистическому идейно-политическому прохвостничеству и к честным людям,
против этого прохвостничества выступающим,– чем Ваша со Щёлоковым позиция
отличается от позиции чехословацких контрреволюционеров, готовивших
"концлагеря для принципиальных коммунистов", Вы вынуждены будете
признать: существенно ничем.
Срок в Вашем распоряжении был более нежели достаточный, и если бы Вы хотели Вашими действиями (или Вашим
демонстративным бездействием) по возможности многозначительней выразить, что
печётесь, на сей день, не столько о безопасности социалистического государства
у нас в стране, сколько о "безопасности" антисоциалистических
прохвостов в нём,– этой цели Вы достигли практически вполне.
Можно, конечно, к этой
констатации,– а это именно констатация
трудноопровержимого факта,– подходить с такой точки зрения, что факты,
не преданные гласности, вроде бы не совсем существуют; огласить же их, при
сложившейся у нас в последние десятилетия антиленинской "системе"
подавления всякой своевременной и разумной критики, было бы весьма непросто;
короче говоря, "не пойман – не вор". Можно и так; но в государстве
есть много людей, кому нечего прятать от своей коммунистической совести, и мы –
честные и мыслящие граждане вот этого, В.И.Лениным основанного государства –
хотим видеть на ответственных постах в своей стране руководителей, чьё
"право на власть" зиждилось бы, равным образом, прежде всего на
безупречной партийной честности. А не ворьё политическое, которое надо ловить с
поличным. С этим придётся рано или поздно считаться, и никакой Леонид Ильич
никого навсегда "спасти" не сможет от непреложной необходимости –
иметь чистую совесть, если стремишься "стоять у руля" при
социалистическом общественном строе.
Сотрудники
Ваши, при встрече со мной около года назад, не оспорили,– да и не пытались
оспаривать,– ни моей аргументации в целом, ни каких-либо её частностей, ни
фактических данных, на которые я опираюсь, ни наиглавнейшего здесь факта –
беззаконий, прекращения которых столько времени приходится понапрасну
добиваться. Мне обещали помощь и даже поставили, некоторым образом, в упрёк,
почему я "тянула" так долго с обращением в Комитет госбезопасности,
почему не сразу пришла. Спрашивается,– в чём же оказалась загвоздка, что
обещания эти не только остались невыполненными, но и на последующие свои письма
в Комитет я вообще не дождалась ответа? Ведь обращалась я не в какую-то
сомнительную лавочку, где на ходу режут подмётки, но в авторитетнейшее
государственное учреждение, функции которого, помимо прочего, носят выраженный идейно-политический характер и
которое, постольку, должно являть адресующимся сюда людям надлежащее политическое лицо, не говоря уже
об общеобязательной правовой корректности. Со мной, безусловно, могли в чём-то
и разойтись во мнениях, но тогда надо было по-честному аргументировать,
попробовать отклонить приводимые мной факты, опровергнуть заключения,– а не
надувательством заниматься, обманывать годами человека, чью правоту, по
существу, полностью признали, равно как противоестественность, недопустимость
того тяжелейшего положения, в которое он незаслуженно и беззаконно поставлен.
Считаю нужным вкратце
вернуться к "возражению", что я-де "пришла слишком поздно";
то, что я не сей момент побежала с политическим доносом на своих коллег, но
долгое время (даже потеряв работу по милости этих прохвостов!) пыталась по
научной, административной, партийной линии добиться принципиального и
нелицеприятного разговора о неблагополучии, которое мне открылось,– эго, думаю,
характеризует меня не с дурной, а скорее с хорошей стороны. В Комитет
государственной безопасности СССР я написала после того, как меня продержали без работы и вообще "за
чертой" нормальной человеческой жизни
семь лет; после того, как развёртывание событий и
на научном, и на административном, и,– к сожалению,– на партийном
"фронтах" убедило меня, исчерпывающе и всесторонне, что все мы (не я
лишь одна) столкнулись здесь не просто с болтунами и "шалунами", но с
сознательным, целеустремлённым, на
всё готовым и на всё способным политическим вредительством, которое по
своей закоренелости, разветвлённости, по глубине растлевающего проникновения в
важнейшие сферы нашего общественного функционирования составляет нынче проблему
именно безопасности Советского
государственного строя как строя социалистического (а не только
предмет и причину чьего-то личного жизненного конфликта). С этой-то проблемой,–
и когда она, повторяю, всецело обрисовалась именно как таковая, как проблема
серьёзнейшей государственно-политической
значимости,– я и явилась в учреждение, специально созданное для
рассмотрения вещей подобного рода, и явилась, по-моему, вовсе не
"поздно", а в самый, что называется, раз.
С каких это пор
сделалось "поздно" разоблачить и пресечь преступление оттого лишь,
что оно затянулось и преступникам удалось сколотить достаточно мощную круговую
поруку? Совершается, продолжает вершиться беззаконие, оно вершится сегодня,
сейчас; сегодня страдают от него живые, реальные люди,– ничем, кроме
своего ума, порядочности и гражданской смелости, перед обществом не
"провинившиеся"; сегодня
необезвреженные политические фигляры,– ещё дополнительно обнаглевшие от
безнаказанности,– под личиной "теоретиков-марксистов" продолжают
дезориентировать директивные органы страны, навязывая грубо-ошибочные
"решения" запущенных вопросов, которые лишь усугубляют неполадки, и
без того уже сплошь хронические. Сегодня
фиглярские, напыщенно-безграмотные "теории", прямиком
импортированные с западного идеологического рынка, продолжают разбалтывать и
обезображивать нашу экономику, научную жизнь, институционально-политическую
систему,– нанося нескончаемый, поистине ежечасный урон делу народа, интересам
укрепления и закономерного развития социализма, престижу марксистско-ленинской
мысли. Сидеть и ждать дальше,– на месте не только службы госбезопасности, но
вообще любой политически-ответственной инстанции в государстве,– ещё каких-то,
"более веских" причин и поводов для вмешательства, значит, попросту,
пособничать этому вредительству и участвовать в нём, отнюдь не безотчётно;
никаких иных объяснений тут нет и не может быть.
В целом
ряде моих обращений (особенно недавних), где анализируется вышеочерченная
идеолого-политическая проблематика, неоднократно и в весьма нелестном контексте
упомянуто имя Л.И.Брежнева,– что "противоречит" усердно раздуваемому
у нас, с некоторого времени, культу его персоны, а постольку здесь могут
показаться желательными известные уточнения; каковые уточнения я дам с
готовностью, ибо глубочайше уверена,– в подлинно-демократическом государстве не
следует без меры плодить "запретных" для разумного обсуждения
областей.
Мне с Л.И.Брежневым
беседовать не приходилось, и я затрудняюсь утверждать окончательно,
категорически,– лично ли ему принадлежит вредоносная "инициатива" по
подмене марксистско-ленинской системы взглядов модернизированным каутскианством
и бухаринщиной, или он до такой степени позволил заморочить себе голову
"идеологическим" перерожденцам, его облепившим (которым он щедро
раздаёт ключевые посты в идейно-теоретической сфере и бесконтрольные
"полномочия" по истреблению марксистски мыслящих учёных).
Совершенно ясно,
однако,– как бы там ни обстояли дела,– что никакое, сколь угодно торжественное
провозглашение, со сколь угодно авторитетных трибун, никакое пропагандистское
муссирование и никакой зажим критических возражений не превратят бухаринщину в
"марксизм" и не возвысят до "научных истин"
оппортунистические ухищрения, "раскушенные" ещё проницательностью
наших основоположников и с тех пор регулярно обнаруживавшие свою деструктивную
суть при всяком испытании непосредственной исторической практикой.
Моим убеждением
является, что вот эта объективная
очевидность должна быть
– и со временем будет,
несомненно,– во весь свой рост поднята Центральным Комитетом КПСС перед
Л.И.Брежневым (равно как, в первую очередь, "перед самим собой"); ибо
государство не может до бесконечности "руководствоваться" порочными
установками, которые, мало сказать, не отражают объективно-исторических закономерностей
его плодотворного, здорового развития, но длительный период откровенно и
вопиюще идут с закономерностями этими вразрез. С целью приблизить неизбежный,
оздоровляющий выход из нынешнего идеологически- кризисного положения вещей, мною, как исследователем-марксистом
и сознательным советским гражданином, употребляются определённые усилия,– в
доступных мне границах и масштабах; и я не усматриваю причин скрывать, что
пребывание Л.И.Брежнева, с его антиленинскими "концепциями" и "методами",
на занимаемых им сегодня постах считаю не только не сообразным никаким
"высшим интересам" Советской власти, но наоборот – едва ли не главным
препятствием на пути её закономерного исторического прогрессирования.
Скрывать этого я не
намерена,– повторяю,– и безоговорочно отбрасываю любые могущие здесь возникнуть
(и явно возникшие!) закулисные "заключения", якобы я и впредь именно постольку, именно вследствие своего несогласия с
практической политикой и теоретическими "подходами" Л.И.Брежнева, а
тем более вьющихся возле него подхалимов, должна оставаться без работы и вне
закона. Антинародный "курс", навязанный стране Л.И.Брежневым и его окружением, ни к какому "построению
коммунистического общества" в СССР не ведёт, объективно это есть курс на
"самоликвидацию" социалистического уклада, на его
"самоперемалывание" в некую отталкивающую разновидность
государственно-"тоталитарного" капитализма. Материал, на котором
основывается указанный исследовательский вывод, насчитывает свыше шестидесяти печатных
листов научного текста, из которых двадцать
с лишним находятся на сей день в распоряжении ЦК КПСС (причём, часть
этого материала маринуется там годами ), а ещё около сорока могут быть
мною представлены буквально по первому требованию.
С материалами этими я не
бегаю ни по западным, ни по "восточным" корреспондентам средств
массовой информации, я адресуюсь с ними к Центральному Комитету своей,
Коммунистической партии, в советские периодические издания и к руководству
Академии наук,– из каковой системы была незаконно уволена; другими словами,
действую строго в рамках конституционных, нравственных и прочих принципов
государственного устройства, где у власти стоит партия рабочего класса,
наипервейшая политическая заповедь которой, по В.И.Ленину,– адекватно выражать то, что сознаёт народ.
А если в ЦК нынче, вместо того чтобы по-ленински относиться к проявлениям
народной, "низовой" самосознательности, видят в критических
разногласиях "крамолу", прячут их под сукно, да ещё репрессируют
граждан, открыто и доказательно поднимающих больные вопросы,– какую,
собственно, тень это может бросить на меня?
Скорее, это лишь подтверждает своевременность моего выступления и
научную основательность предпринятого мной анализа,– тем резче подчёркивая
необходимость прекратить репрессии, отказаться от репрессивных и иных
психопатологических "способов" разрешения бессмысленно затянувшегося
конфликта и решать его по его идейно-политическому существу,– которое столь болезненно затрагивает судьбы вовлечённых в конфликт
честных людей именно потому, что касается, прежде всего, вообще будущей судьбы
самосознательных, коммунистически-правовых начал в нашем государстве.
Кандидат
философских наук
Приложение: копия письма
составу Центрального Комитета КПСС от
