МАТЕРИАЛЫ  ПОЛИТКЛУБА

Московского  центра  Большевистской  платформы  в  КПСС

(Заседание восьмое)

 

БОЛЬШЕВИЗМ  И  ТРОЦКИЗМ

 

Выступление  Т.ХАБАРОВОЙ

 

«... троцкизм является наиболее законченным течением оппортунизма в нашей пар­тии из всех существующих оппозиционных течений ...

… ни одно оппозиционное течение в нашей партии не умеет так ловко и искусно маскировать свой оппортунизм «левой» и ррреволюционной фразой, как троцкизм».

И.Сталин[1]

 

СЕГОДНЯШНЕЕ заседание нашего политклуба посвящено теме «Большевизм и троцкизм».

Мы выносим эту тему на обсуждение по ряду причин.

Среди них ближайшая и наиболее очевидная – это то, что вокруг фигуры Троцкого за последние годы слишком много развелось всевозможных политических спекуляций. Со всех сторон без конца твердят о неких поразительных «пророчествах» Троцкого в отношении судьбы социализма в СССР, каковые «пророчества», будто бы, полностью сбылись. Существует тенденция,– идущая, собственно, от самого Троцкого,– отождествлять троцкизм с ленинизмом и большевизмом, и этот «троцкизм-ленинизм» противопоставлять практически всему тому, что делалось в Советском Союзе после смерти В.И.Ленина: Сталин-де пришёл и всё извратил, всё порушил. Та же самая тенденция имеет место и в обратном, так сказать, исполнении, с переменой знаков: да,– мол,– действительно был «троцкизм-ленинизм», сиречь жидобольшевизм, а Сталин пришёл и если не всё, то очень многое поправил. И та, и другая версия противопоставляют «ленинский» период истории нашего государства «сталинскому». На всё это накладывается ещё то обстоятельство, что до неузнаваемости переврана, запутана, фальсифицирована фактологическая сторона дела: кому не лень – врут, кто во что горазд.

Вот мы и решили в этом во всём немного разобраться на нашем политклубе.

 

ВНЕ ВСЯКИХ СОМНЕНИЙ, Троцкий – крупная историческая личность. Можно, наверное, без преувеличения сказать, что это – крупнейший и ярчайший оппортунист ХХ столетия.

И в этой фразе не всё – ирония. Ведь оппортунизм – это явление глубоко объективное. Это – закономерная идеологическая реакции отжившего, уходящего с исторической сцены способа производства на пришествие нового способа производства с его новой специфической идеологией и новым мировоззрением. Старый, отживший мир протягивает свои идеологические щупальца в интеллектуальную ауру нового мира, напряжённо стараясь понять: что произошло? Что происходит? Что за сила выталкивает его со сцены истории? Ну, что такого в этой новой силе, чего так уж нельзя было бы повернуть, приспособить к прежней системе взглядов, подчинить и исподволь заставить служить прежней системе интересов? За что тут уцепиться, на чём удержаться, подо что перекраситься?

Это объективный процесс, это функция, которая ОБЪЕКТИВНО присуща самосознанию уходящего класса, а раз так, то непременно появятся люди, которые ОБЪЕКТИВНО собой эту функцию персонифицируют: появятся носители оппортунистического сознания. Не надо их всех истолковывать как агентов чьих-то разведок. Точно так же, как рабочий класс не нанимал себе Маркса и Ленина, так же и буржуазия первоначально могла не нанимать ни Бернштейна, ни Каутского, ни Троцкого: они появились объективно.

Другое дело, что если буржуазия начнет искать себе агентов в своей или чужой стране, то в первую очередь, конечно, она обратит внимание именно на таких людей,– которые сами по себе являются выразителями её интересов, их ничему, как говорится, не надо учить. Безусловно, что этим путем можно дойти и до прямой агентурной службы иностранному государству,– как определенная часть этих людей и доходила. Но все-таки ОБЪЕКТИВНУЮ природу этого явления все время нужно иметь в виду. Поэтому у оппортунизма вполне могут быть и свои,– как ин странно это, на первый взгляд, прозвучит,– подвижники, свои таланты, свои гении. Вот таким гением оппортунизма и являлся, на мой взгляд, Троцкий. За какую бы проблему рабочего, пролетарского движения он ни брался, она у него в руках неисповедимым образом оборачивалась так, что решение неизменно оказывалось на пользу не пролетариату, а его классовым врагам. Могут мне тут съязвить: но вы, мол, сами же говорите, что Троцкий, вроде, был не виноват, всё это объективно получалось! Да, но рабочий класс тоже был не виноват, и он имел полное право защищаться от вреда, который ему так или иначе наносился. А вред наносился воистину необозримый.

 

НАМ ПРИДЁТСЯ хотя бы пунктирно пробежать всю историю взаимоотношений Троцкого и троцкизма с партией большевиков – с партией сначала под руководством В.И.Ленина, затем под руководством И.В.Сталина. Без такого исторического очерка, вне конкретной исторической обстановки разговор о теориях Троцкого и о его политических позициях, естественно, будет беспредметным.

Весь дооктябрьский период этих взаимоотношений однозначно подтверждает ту оценку, которая в своё время была у нас общепринятой, а теперь то и дело ставится под совершенно необоснованное сомнение: а именно, что на протяжении четырнадцати предреволюционных лет, если считать с 1903г., со II съезда РСДРП, который положил начало оформлению и дальнейшему размежеванию большевизма и меньшевизма, все эти годы и практически во всех коллизиях Ленин и Троцкий неизменно оказывались по разные стороны внутрипартийных «баррикад».

После II съезда Троцкий вместе с Мартовым, Даном, Аксельродом вошел в бюро центра, созданного в Женеве совещанием 17-ти сторонников меньшинства съезда для борьбы с большевиками. Был одним из авторов «Резолюции об очередных задачах внутрипартийной борьбы», принятой на этом совещании. Обвинял Ленина в «мелкобуржуазном якобинстве» и в стремлении к единоличной диктатуре в партии.

Во время революции 1905г. Троцкий попал сначала в состав исполкома С.-Петербургского Совета рабочих депутатов, затем сделался фактическим руководителем Совета. По вопросу о подготовке к вооруженному восстанию занял позицию, противоположную ленинской. Считал, что всеобщей политической стачки будет более чем достаточно, что стачка сама по себе уже есть восстание, развитие же ноябрьской стачки в Петербурге всячески тормозил. В результате Петербургский Совет не поддержал Декабрьское вооруженное восстание в Москве.

В период столыпинской реакции Троцкий опять с Мартовым, с ликвидаторами. Стоял на типично меньшевистской точке зрения, что задачи буржуазно-демократических преобразований в России в основном решены царским «Манифестом 17 октября» (1905г.) и поэтому никакой буржуазно-демократической революции в стране в ближайшей перспективе быть не может; что запросы крестьянства на данном этапе удовлетворены реформами Столыпина, а требования рабочих тоже вполне могут быть удовлетворены через Государственную думу, поскольку Россия уже вступила на путь «просвещённого» европейском парламентаризма. Поэтому и РСДРП должна превратиться в «нормальную» парламентскую партию западноевропейского образца.

В противовес решениям VI (Пражской) Всероссийской конференции РСДРП (январь 1912г.), которая очистила партию от правых и «левых» оппортунистов, Троцкий в августе того же года на конференции в Вене сколачивает из этих же оставшихся вне партии оппортунистов пресловутый Августовский блок. Опять обвиняет Ленина в «узурпации власти», предрекает ленинизму провал в России, а вышло наоборот: после выборов в IV Государственную думу в конце 1912г. в рабочей курии Думы оказалось 67% депутатов-большевиков. Августовский блок был активно поддержан,– вплоть до крупных денежных субсидий,– руководством оппортунистического II Интернационала во главе с Каутским. В унисон друг другу Каутский и Троцкий убеждали большевиков пересмотреть линию Пражской конференции и вновь «воссоединиться» с оппортунистическими элементами. Но ведь в истории партии был уже объединительный IV съезд 1906г. Объединение с меньшевиками кончилось тем, что по решению январского (1910г.) Пленума ЦК РСДРП большевистская фракция была распущена, денежные средства у большевиков отобраны, а издание большевистской газеты «Пролетарий» прекращено. Так что курс, твёрдо взятый на Пражской конференции, большевики выстрадали, что называется, на собственной шкуре. И второй раз попадаться в «объединительные» ловушки они, естественно, не собирались.

Во время первой мировой войны Троцкий,– давно уже провозгласивший Каутского «духовным вождем пролетариата»,– подхватил каутскианскую теорию так называемого «ультраимпериализма», т.е. возможности образования союза империалистических государств, с постепенным выравниванием темпов и степени их развития и затуханием противоречий между ними. Поскольку в концепцию «ультраимпериализма» практически уходят корни троцкистской знаменитой  «теории перманентной революции», то мы ниже поговорим об этом подробнее, а здесь я отмечу лишь, что вот эту тенденцию к выравниванию степени развитости империалистических государств и к образованию «объединенного мирового хозяйства» Троцкий,– идя по стопам Каутского,– прямо противопоставлял ленинскому выводу о неравномерности развития монополистического капитализма в разных странах и о возможности, следовательно, прорыва мировой цепи империализма в её наиболее слабом звене. Довольно часто приходится слышать, особенно в наши дни, что спор о «социа­лизме в одной стране» – это, по существу своему, спор меж­ду Троцким и Сталиным. На самом же деле Троцкий пришёл к совершенно чёткому теоретическому заключению о НЕВОЗМОЖНОСТИ победоносной социалистической револю­ции, а отсюда и успешного социалистического строительства первоначально в одной отдельно взятой стране ещё в доок­тябрьский период, в полемике не со Сталиным, а непосред­ственно с Лениным.

В противоположность ленинским лозунгам «превращения империалистической войны в войну гражданскую» и «пора­жения своего правительства», в противоположность ленинс­кой теории борьбы с войной через борьбу с буржуазией за власть пролетариата в своём государстве,– Троцкий обходил вопрос о взятии власти пролетариатом в рамках националь­ных государств и формулировал лозунги «мира во что бы то ни стало», «ни побед, ни поражений».

По Троцкому вообще выходило, что главное зло на тот момент состояло не в существовании буржуазии (а в России ещё и самодержавия), а в существовании национальных го­сударств, поскольку-де в основном именно они противились «ультраимпериалистической» тенденции к интернационали­зации капитала. Тенденцию же к интернационализации ка­питала Троцкий однозначно рассматривал как прогресс про­изводительных сил и,– следовательно,– как отвечающую историческим интересам рабочего класса. Получалось, что не столько буржуазия должна лишиться политической и эко­номической власти в результате предстоящей революции, а прежде всего НАЦИОНАЛЬНЫЕ ГОСУДАРСТВА должны быть сметены с политической карты мира. Им на смену до­лжны были в Европе, например, придти пресловутые «Со­единённые Штаты Европы».

Причём, нетрудно убедиться, что Троцкого,– в сущности,– ­одинаково устраивали оба гипотетических варианта уничто­жения национальных государств, и в первую очередь их унич­тожение самой же буржуазией, замирившейся и объединив­шейся в ультраимпериалистический союз. Что дальше делать пролетариату с «Соединёнными Штатами Европы» в подо­бном ультраимпериалистическом исполнении,– на этот во­прос у Троцкого и троцкистов никогда ясного ответа не было. Тем не менее, троцкистский лозунг «мир во что бы то ни стало», с очевидностью, был нацелен именно на такой исход.

Но к этой проблеме можно подойти и с другого, так ска­зать, революционного конца. Здесь надо отчетливо себе пред­ставлять, что троцкистская концепция «перманентной рево­люции» – это, собственно, всего лишь логическое продолже­ние теории «ультраимпериализма»: если интернационализируется капитал, то и пролетарская революция также должна интернационализироваться. Она уже не может развёртываться в границах отдельно взятого национального государства,– эту схему для эпохи «ультраимпериализма» Троцкий считал безнадёжно устарелой. Вспыхнув в одной стране, революция тут же должна была перекинуться на другие государства, и только в мировом масштабе (или, по крайней мере, в европейском) она могла бы быть успешной. Каким образом, конкретно, должно было произойти это «перекидывание»,– опять-таки, ни сам Троцкий и никто из троцкистов толком ответить не мог. Если ленинская теория социалистической революции нацеливала пролетариат на реальные и насущные задачи борьбы за взятие власти у себя в стране, то у Троцкого, с какой стороны ни подойти, получалось или откровенное пособничество буржуазии в её «ультраимпериалистических» устремлениях, или авантюрные установки на раздувание непонятного простому труженику «мирового пожара» где-то за границей.

  Как известно, Троцкий всю жизнь враждебно относился к крестьянству и отказывался видеть в нём союзника пролетариата. Это также легко объясняется из логики его «перманентно-революционных» построений. Союзники в менее революционных слоях населения нужны пролетариату для нормального устройства жизни, опять же, в собственной стране. В деле раздувания мировых пожаров мужик – плохой помощник. Поэтому Троцкий всегда считал решающим союз рабочего класса не с крестьянством своей страны, а с европейским пролетариатом. В случае задержки революции на Западе Троцкий проповедовал её искусственное «подталкивание» при помощи так называемой «революционной войны». Прекрасную отповедь Троцкому дал в своё время Я.М.Свердлов, когда троцкисты домогались развязывания «революционной войны» вместо заключения Брестского мира. Никаких революционных войн,– заявил Свердлов на VII Экстренном съезде РКП(б) в марте 1918г.,– мы ни с кем вести не можем, и не только потому, что у нас нет армии, а есть разруха, но потому, что широкие народные массы войны не хотят.

Троцкий также выступал против права наций на самоопределение, исходя всё из той же догмы об «устарелости» национальных государств.

 

ВЕРНУВШИСЬ после Февральской революции в Россию, Троцкий окопался в петроградской «межрайонке» – Межрайонной организации объединённых социал-демократов, которая возникла ещё в конце 1913г. и политически имела ту же окраску, что и троцкистский Августовский блок, т.е. пыталась «объединить» партийные организации большевиков и меньшевиков в Петербурге. В.И.Ленин оказался поставлен перед необходимостью налаживать контакты с «межрайонкой»,– ведь главные события близившейся революции должны были разыграться в Петрограде, и партийное «двоецентрие» в городе могло иметь для дела революции самые плачевные последствия. На VI съезде РСДРП(6) (июль – август 1917г.) «межрайонку» приняли в партию большевиков. Так Троцкий очутился в одной партии с Лениным.

Осенью 1917г. Троцкий по инициативе Каменева был избран председателем Петросовета. По вопросу о вооружён­ном восстании он занял позицию, опять-таки противопо­ложную ленинской, предлагая поставить вооружённое вос­стание в зависимость от ожидавшегося решения II съезда Советов о взятии власти и от того, какова будет реакция Временного правительства на такое решение. Ленин же пре­красно понимал, что съезд представительного органа – это не тот механизм, при помощи которого реально берётся власть, и что возложить на съезд эту миссию – значило всё дело загубить.

В период Брестского мира Троцкий активно поддержал «левых» фразёров, во главе с Бухариным, поднявших крик о немедленной «революционной войне» с мировой буржуазией. В то же время у него зазвучал и характерный пораженческий мотив такого рода, что, мол, большевики явились на арену истории слишком рано и им надо уйти в подполье, уступив власть другим партиям.

Возглавив советскую делегацию на переговорах с Герма­нией в Брест-Литовске, Троцкий дал согласие немцам на привлечение к переговорам Украинской Рады, результатом чего стало заявление Рады о непризнании ею Советского правительства. В нарушение прямых указаний Ленина, в от­вет на германский ультиматум в конце января 1918г. Троц­ким была самовольно издана декларация о том, что-де Рос­сия, отказываясь от аннексионистского мира, одновременно объявляет о прекращении состояния войны с государствами австро-германского блока. Главковерху Крыленко Троцкий направил телеграмму с требованием приступить к демобили­зации армии. Вмешательством Ленина вся эта самодеятель­ность была отменена, но Германия успела воспользоваться моментом, прервала переговоры и объявила о возобновле­нии военных действий. 18 февраля 1918г. немецкие войска начали наступление по всему фронту. Только вечером этого дня Ленину удалось, наконец, получить большинство в ЦК по вопросу о немедленном заключении мира. Но Германия ответила уже новым ультиматумом, в котором выставлялись гораздо более тяжкие условия. Тем не менее, на них прихо­дилось соглашаться. 23 февраля Ленин получил большинст­во на заседании ЦК, пригрозив, что если и дальше в ЦК революционная фраза будет превалировать над здравым смыс­лом, он уйдёт со всех занимаемых им постов. По характе­ристике Ленина, история заключения Брестского мира была историей о том, как революционная фраза о «революцион­ной войне» едва не погубила революцию.

Существует легенда, что чуть ли не под руководством Троцкого мы выиграли гражданскую войну. Эта версия совер­шенно не соответствует действительности,– констатировал ещё И.В.Сталин в своей речи «Троцкизм или ленинизм?», произнесённой на пленуме коммунистической фракции ВЦСПС в ноябре 1924г. «Вы знаете, что основными врагами Советской Республики считались Колчак и Деникин. ...И вот, история говорит, что обоих этих врагов, т.е.  Колчака и Деникина, добили наши войска  вопреки  планам Троцкого».[2] И далее Сталин рассказывает, как Троцкий летом 1919г., в решающий момент военных действий против Колчака, распорядился задержать наступление под Уфой, оставляя в руках Колчака Урал, что позволило бы Колчаку восстановить свою армию. ЦК отверг предложения Троцкого и, несмотря на его угрозы уходом в отставку, а также несмотря на уход в отставку главкома Восточного фронта троцкиста Вацетиса, дал директиву на продолжение наступления. С этого момента,– указывает Сталин,– Троцкий фактически отошёл от участия в делах Восточного фронта.

Что касается Деникина, то тут вообще был допущен один из тяжелейших за всю гражданскую войну прорывов противника. Деникин захватил Курск, Орёл, подошел к Туле. Никогда ещё белогвардейщина не оказывалась в такой непосредственной близости от Москвы. ЦК отозвал Троцкого с Южного фронта. Туда был послан Сталин, который, в свою очередь, потребовал полного невмешательства Троцкого в дальнейшие дела фронта. Вместо планировавшегося Троцким контрнаступления от Волги на Новороссийск, Сталин предложил направить главный удар по деникинским войскам через пролетарские районы: Харьков – Донбасс – Ростов-на-Дону, где население явно сочувственно встречало Красную Армию. В противовес мамонтовской коннице Деникина была создана действительно легендарная Первая Конная армия под командованием Будённого. Реализация разработки Сталина, принятой ЦК, обеспечила полный разгром опаснейшего деникинского нашествия.

 

ЕДВА ЛИ НЕ ВЕРШИНОЙ карьеры Троцкого в качестве одного из деятелей Советского государства явился IX съезд РКП(б) (март – апрель 1920г.), основная резолюция которого «Об очередных задачах хозяйственного строительства» была принята по представленному Троцким проекту.

С тяжёлым чувством читается сегодня этот документ. Здесь и массовые мобилизации по трудовой повинности, и милитаризация хозяйства, и трудармии, т.е. превращение армии в сплошной стройбат, использование воинских соединений для хозяйственных нужд, причём преимущественно на самых примитивных, неквалифицированных работах, и борьба с трудовым дезертирством, «в частности путём публикования штрафных дезертирских списков, создания из дезертиров штрафных рабочих команд и, наконец, заключения их в концентрационный лагерь».[3] Здесь и пресловутая «американизация производства», т.е., практически, закрепление на производстве стабильного слоя рабочих низкой частичной квалификации, и многое другое. Словом, весь букет прелестей уже не военного, а откровенно казарменно-бюрократического псевдокоммунизма, который не мог быть принят и не был принят народом, что и нашло себе выражение в целом ряде мятежей против Советской власти в конце 1920 – начале 1921гг.

Давайте послушаем немного самого Троцкого, что он на этом съезде говорил.

«По общему правилу человек стремится уклониться от труда. Можно сказать, что человек есть довольно ленивое живот­ное, и на этом качестве в сущности основан человеческий прогресс, потому что если бы человек не стремился эконом­но расходовать свою силу, не стремился бы за малое коли­чество энергии получить как можно больше продуктов, то не было бы развития техники и общественной культуры. Стало быть, при таком понимании лень человека есть прогрессив­ная сила. ... задача ... состоит в том, чтобы леность вводить в определённые рамки, чтобы её дисциплинировать и подстё­гивать при помощи общественной организации труда». «…  если мы серьёзно говорим о плановом хозяйстве, которое охватывается из центра единством замысла, когда рабочая сила распределяется в соответствии с хозяйственным планом на данной стадии развития, рабочая масса не может быть бродячей Русью. Она должна быть перебрасываема, назнача­ема, командируема точно так же, как солдаты. Это есть ос­нова милитаризации труда, и без этого ни о какой промышленности на новых основаниях серьёзно говорить ... мы не можем». «Это есть милитаризация рабочей силы, милитари­зация промышленности. Это её основа». «Эта милитариза­ция немыслима … без установления такого режима, при ко­тором каждый рабочий чувствует себя солдатом труда, кото­рый не может собою свободно располагать, если дан наряд перебросить его, он должен его выполнить; если он не вы­полняет – он будет дезертиром, которого карают. ... Это есть милитаризация рабочего класса».[4]

И не надо оправдывать подобную мракобесно-милитари­зационную «философию» отчаянными условиями тогдашнего текущего момента. Троцкий со всей очевидностью мыс­лил свою «общественно-принудительную организацию тру­да»[5] как проект отнюдь не временного и вынужденного, но именно будущего и возведённого во всеобщий закон устрой­ства социалистической экономики. «Если принять за чистую монету,– рассуждает он далее,– старый буржуазный предрассудок ... о том, что принудительный труд не производи­телен, то это относится не только к трудармии, но и трудо­вой повинности в целом, к основе нашего хозяйственного строительства, а стало быть, к социалистической организа­ции вообще». «… если принудительный труд непроизводите­лен, то, стало быть, этим осуждается наше хозяйство».[6] «...мы не можем дожидаться, пока каждый крестьянин и каждая крестьянка поймёт! – заявляет Троцкий пренебрежительно. – Мы должны сегодня заставить каждого стать на то место, на котором он должен быть».[7] «... нужно перекидывать работников из одного конца на другой, выкидывать их стальными щипцами с одного места на другое».[8]

Всё выступление Троцкого – и не только это, к сожалению,– пересыпано высокомерно-вельможными «определениями» в адрес простых трудящихся: «расхлябанная сырая масса», «мужицкое сырьё» и т.п.; надо ли специально отмечать, что подобная «терминология» совершенно непредставима в устах, хотя бы, того же И.В.Сталина. И этот человек имел наглость обвинять Советское государство в том, что оно, дескать, «тоталитарно-бюрократическое», что в концентрационных лагерях сидит, мол, «цвет большевистской партии»![9] Уж чья бы корова мычала... Не вы ли сами навязывали нашему государству создание этих самых концентрационных лагерей и собирались их наполнить недостаточно понятливыми, на ваш взгляд, рабочими и крестьянами?

Однако, поскольку здесь перед нами вовсе не случайная конъюнктурная болтовня, но целостная и весьма жестко проводимая «философская система», следует разобраться, откуда же всё это взялось.

Поэтому вернёмся ненадолго к теории «ультраимпериализма».

 

УЖЕ БЫЛО СКАЗАНО, что Каутский, а следом за ним Троцкий и множество других оппортунистов того времени, рассматривали интернационализацию хозяйства на капиталистической основе как прогресс в производительных силах, который отвечает, якобы, объективным интересам рабочего класса. А отвечает ли на самом деле интересам рабочего класса возникновение вот таких ультраимпериалистических – или, как мы сегодня говорим, транснациональных – хозяйственных и политических союзов? Нет,– жизнь показала, что совершенно не отвечает, и с этой точки зрения В.ИЛенин был абсолютно прав, ополчившись на каутскианскую апологетику «ультраимпериализма» как на вредную для дела пролетарской революции. Ведь при «ультраимпериализме» противоречие между трудом и капиталом никуда не исчезает,– оно тоже «интернационализируется», причём на одном его конце происходит невиданная концентрация политической и экономической мощи объединившейся буржуазии, из зоны активных действий – через подкуп социальными подачками и поблажками – выводится значительная часть пролетариата развитых капиталистических стран, имеющего наибольший опыт классовой борьбы и классовой организации, а вся тяжесть противоречия сбрасывается на пролетариат, полупролетариат и крестьянство стран третьего мира, которые такого опыта не имеют, более подвержены религиозной, этнической и прочей затемняющей дело дезориентации и т.д. Центры реальной власти географически – через океаны – отделяются от очагов наиболее жестокой эксплуатации. Природно-сырьевые и в огромной мере людские ресурсы «третьего мира» используются откровенно хищнически, причём создаются целые отрасли индустрии, назначение которых, если вдуматься, самое извращённое. Можно ли считать прогрессом в производительных силах появление промышленности, которая специализируется на выпуске пищевых суррогатов, вредных для здоровья людей, или появление лесозаготовительной техники, вроде японской, которая после себя оставляет лунный пейзаж, пустыню без всяких признаков какой-либо жизни?

Таким образом, мы приходим к выводу, что «ультраимпериалистические» тенденции в развитии мирового хозяйства – и тем паче в развитии политической надстройки буржуазных государств – не отвечают объективным интересам эксплуатируемых трудящихся. И именно потому, что тенденции эти, на поверку, НИКАКОГО ПРОГРЕССА В РАЗВИТИИ ПРОИЗВОДИТЕЛЬНЫХ СИЛ СОБОЙ НЕ ПРЕДСТАВЛЯЮТ. Поэтому, опять-таки, на сто процентов прав был Ленин, призывая трудящихся не ждать, покуда империалисты всех стран объединятся, а брать власть в своем национальном государстве, у себя в стране.

Но здесь возникает естественный вопрос,– а какую же тенденцию в развитии производительных сил надлежит считать в данной ситуации прогрессивной?

Прогрессивна всегда та тенденция, которая идёт от главной производительной силы и выражает динамику её положительных исторических изменений. Главная же производительная сила – это трудящиеся, и они проходят исторический путь от раба, т.е. «говорящего орудия»,– через крепостного, т.е. нечто вроде тягловой скотины,– через наемную рабочую силу – через рабочую силу под полным покровительством государства – к свободной творческой личности, участвующей в производстве как его интеллектуальное, направляющее и одухотворяющее начало. Вот это и есть правильно понятый исторический процесс ОБОБЩЕСТВЛЕНИЯ ТРУДА: труд обобществлён не тогда, когда люди слиплись в неразличимую массу и ими кто-то бесконтрольно от имени общества распоряжается, а труд обобществлён тогда, когда трудовая способность КАЖДОГО человека выявлена и утверждена как фактор ОБЩЕСТВЕННОГО значения, как общественное, ГОСУДАРСТВЕННОЕ ДЕЛО.

А вы обратите внимание на простую вещь, что во всех досоциалистических обществах в человеке выделяется и утверждается как фактор общественного, государственного значения отнюдь не его способность к труду, но его способность к приобретению и удержанию собственности. Социализм – первая цивилизация в истории, где человек становится субъектом общественной жизни, субъектом государственного права именно как труженик, а не как собственник. Это и выражается формулой ПРАВО НА ТРУД – формулой, исторического величия которой мы не замечаем, потому что привыкли к ней за годы Советской власти. При коммунизме же будет главенствовать ПРАВО НА РЕАЛИЗАЦИЮ ТВОРЧЕСКОЙ СПОСОБНОСТИ. Вот узловая линия развития социалистической и коммунистической цивилизации.

Социалистическая революция должна, прежде всего, утвердить право на труд, как основное правовое отношение, и вокруг него выстроить всю систему жизнедеятельности человека в обществе. Это можно и нужно делать в рамках национального государства. Даже более того,– это нужно делать ИМЕННО в рамках национальных государств, не дожидаясь, покуда буржуазия сомнёт их и скомкает неправовыми по своей сути наднациональными образованиями. Вот смысл спора между В.И.Лениным, большевизмом – и мировым оппортунизмом, в том числе и троцкизмом, накануне Октябрьской революции, и именно поэтому неуклонная нацеленность Ленина на революцию «в одной отдельно взятой стране» – это не «национальная ограниченность», как кричали троцкисты, а проявление великого провидческого дара, всю историческую пронзительность которого, я беру на себя смелость утверждать, даже сам Ленин в то время не осознал.

Пролетариату нужно государство для своего правового, субъектного самоутверждения в обществе в качестве носителя способности к труду, а поскольку других государств, кроме национальных, на Земле пока не было и нет, то социалистическая революция и строительство социализма не просто ВОЗМОЖНЫ в отдельно взятых национальных государствах, но они ВОЗМОЖНЫ ТОЛЬКО В ЭТОМ ВАРИАНТЕ, и никакого иного решения вопроса о приходе трудового народа к власти до сих пор не существовало и не существует.

Нацеленность на взятие трудовым народом именно ГОСУДАРСТВЕННОЙ, а не какой-то абстрактной всемирной власти – это ориентация на ГУМАНИСТИЧЕСКУЮ тенденцию в развитии мировых производительных сил, связанную с прогрессом главной производительной силы – человека труда. Но можно ориентироваться,– как это и делает буржуазная общественная мысль,– на развитие технико-организационного, а не человеческого фактора в производительных силах. Технико-организационному фактору правовое конституирование не нужно; следовательно, ему не нужны и национальные государства, и он, действительно, в какой-то мере вступает с ними в борьбу, что и подметили правильно каутскианцы ещё в начале века. Но это происходит не потому, что идея национального государства устарела, а потому, что самодовлеющий технико-организационный прогресс не содержит внутри себя правового, субъектного начала, носителем которого выступает государство.

В системе, где техника и технический прогресс поставлены во главу угла, человек как трудящаяся и творящая личность никогда не достигнет правового признания, и именно для того, чтобы человек труда такого признания не достиг, буржуазия и берёт на вооружение различные техницистские теории, одной из которых является концепция «ультраимпериализма», со всеми её ответвлениями, в том числе и псевдокоммунистическими, типа теории перманентной революции. Какая участь уготована в подобной системе рядовому труженику, мы видели из цитированных выше откровений Троцкого. К сожалению, в нашем обществоведении десятилетиями правила бал – и по сей день ещё правит – каутскиански-троцкистская догма, будто «марксизм исходит из развития техники, как основной пружины прогресса».[10] Но это попросту застарелая ложь. Марксизм и ленинско-сталинский большевизм исходят из примата развития человека и структурно-правовых форм его общественного самоутверждения, а прогресс техники рассматривают как следствие развития главной производительной силы. Этот правильный выбор сделан уже очень давно, и именно он составлял глубинную концептуальную подоплёку споров о том, совершать или не совершать пролетарскую революцию, строить или не строить социализм в одной отдельно взятой стране.

Тот, кто считает, что вся эта полемика имеет только исторический интерес, глубоко ошибается. Сегодня мы вновь стоим перед проблемой возвращения власти трудящимся, и все эти вопросы приобрели для нас отнюдь не академическое значение. По-прежнему верно служит классовым врагам трудового народа и современный троцкизм. Вот образцовый пример новейшей троцкистской стряпни – статья небезызвестного Славина в «Правде» от 16 ноября 1994г.[11] Социалистическое общество в СССР шельмуется в духе самых грязных стереотипов антисоветской, антисталинской пропаганды – и заметьте, на каком основании: вот именно на том, что оно-де было построено «в одной из самых отсталых капиталистических стран»! «Коммунистическая идея,– заявляет Славин,– имеет не национальный, а мировой глобальный характер. О её актуальности свидетельствуют процессы интернационального обобществления капитала и ... появление транснациональных корпораций и различных международных объединений политического, научного и экономического характера.» Полюбуйтесь, как здорово закручивает этот современный троцкистский иудушка: появление транснациональных корпораций и Международного валютного фонда «свидетельствует» об актуальности коммунистической идеи, а то, что на Земле семьдесят с лишним лет существовала могучая социалистическая держава,– это не свидетельствует! СССР попросту зачёркнут, как неудавшийся эксперимент. О его восстановлении и речи нет,– теперь надо, видите ли, ждать, пока на Западе сделают всеобщую автоматизацию и кибернетизацию производства, каковые являются материальными предпосылками социализма. Что же,– без всеобщей кибернетизации бесплатного здравоохранения и образования быть не может, что ли? Видимо, по Славину, так. А пока,– не скрывает он своего ликования,– «рабочий класс России должен будет пройти суровую школу капитализма. ... Этот процесс уже начался».

Кстати, в эту троцкистскую схему прекрасно вписывается и «вторая социалистическая революция», о которой мы подробно говорили на предыдущем политклубе. Да и сам этот термин ведёт своё происхождение не от кого иного, как от Троцкого.

 

ВЕРНЁМСЯ к самому Троцкому.

В конце 1920г. он навязал партии дискуссию о профсоюзах. Троцкисты требовали милитаризации профсоюзов, превращения их в проводника «революционной репрессии», требовали вообще тотальной милитаризации масс через общественные организации, которые сплошь должны были стать неким аппаратом принуждения. Угрожали «беспощадной палочной дисциплиной» «рабочим массам, которые нас тянут назад». «Мы не будем останавливаться,– заявлял троцкист Гольцман,– перед тем, чтобы применять тюрьмы, ссылку и каторгу по отношению к людям, которые неспособны понять наши тенденции»[12]. Троцкий носился с совершенно бредовыми планами отождествить военные (милиционные) округа с промышленными районами, руководство промышленностью поручить армейскому комсоставу. Как всегда, ему подпевал Бухарин, превознося принуждение как основной метод социалистического строительства.

Враждебное отношение Троцкого к самой идее государства и государственности понятно из предыдущего изложения. Вдобавок троцкисты считали экономическое строительство в отдельно взятой стране бессмысленным. Отсюда родилась теория государства – «осаждённого бастиона», чья внешняя функция – разжигание пресловутой «революционной войны», а внутренняя – подготовка к этой войне, т.е. превращение общества, в буквальном смысле слова, в казарму. В отличие от В.И.Ленина, а затем и И.В.Сталина, Троцкий менее всего видел в диктатуре пролетариата новую историческую форму демократии. Он изображал её как «самое беспощадное государство», «которое повелительно охватывает жизнь граждан со всех сторон. Никакая организация, кроме армии, не охватывала в прошлом человека с такой суровой принудительностью, как государственная организация рабочего класса ...»[13] Созидательная роль государства Троцким практически полностью отрицалась, откуда и вытекали анархо-синдикалистские по своей окраске требования о передаче управления экономикой профсоюзам, которые для этого должны быть «огосударствлены», «завинчены на все гайки», т.е. обюрокрачены и лишены каких-либо признаков самодеятельной общественной организации. Тем более для Троцкого не могло быть и речи о каком-либо вмешательстве в производственные дела со стороны партии. 3а партией должна была остаться только сфера идеологии.

В области экономической политики троцкисты выступили несомненными предтечами всех наших последующих антисоциалистических «реформаторов», от Хрущёва до Горбачёва.

В июле 1923г. зампред ВСНХ троцкист Пятаков издал приказ, обязывавший государственные предприятия принять все меры к получению наибольшей прибыли. Тресты бросились завышать цены, что и породило знаменитые «ножницы» – острый кризис сбыта промышленных товаров осенью 1923г. Это не было случайное головотяпство. Пятаков исходил из установки Троцкого на так называемую «диктатуру промышленности», т.е. на неограниченное перекачивание в промышленность средств из других секторов экономики, в первую очередь из сельского хозяйства. Один из ближайших сподвижников Троцкого – Преображенский сформулировал «основной закон социалистического накопления», каковой «закон» прямо признавал главным источником накоплений «эксплуатацию досоциалистических форм хозяйства» – т.е., крестьянства. На XII съезде РКП(б) (апрель 1923г.) Троцкий выступил с проповедью «концентрации промышленности» путём закрытия нерентабельных в данный момент предприятий, безотносительно к их народнохозяйственной значимости. В частности, Троцкий требовал закрыть Путиловский завод.

В сфере внешней торговли троцкисты настаивали на широком применении товарных интервенций из-за рубежа. Аналогий с современностью я проводить уже не буду,– вы их проведёте сами.

Осенью 1923г. троцкисты предприняли очередную вылазку, на сей раз под флагом борьбы с бюрократизмом в партии (так называемое «заявление 46-ти»). Снова пришлось открывать дискуссию. Как результат дискуссии, 7 декабря 1923г. была опубликована резолюция ЦК РКП(б) «О партстроительстве», где ряд замечаний оппозиции был добросовестно учтён, хотя и отвергнуто основное требование оппозиционеров о допущении свободы в партии фракционных группировок. За резолюцию голосовал, в том числе, и сам Троцкий. Но не успели на резолюции, как говорится, высохнуть чернила, как Троцкий сочинил новое письмо (под названием «Новый курс»), которое тут же явочным порядком начали распространять в партийных организациях, ввиду чего «Правда» вынуждена была его опубликовать, и дискуссия пошла по второму кругу. Суммарный итог «двух этапов» дискуссии был для троцкистов таков: за линию ЦК проголосовало в парторганизациях 98,7% коммунистов, за линию оппозиции - 1,3%. На XIII партконференции в январе 1924г. И.В.Сталин привёл выдержки из зарубежной контрреволюционной прессы, где оппозицию прямо «благодарили» за то, что она «облегчает дело свержения Советской власти».[14]

После смерти В.И.Ленина Троцкий занялся раздуванием культа собственной персоны, созданием теории «двух вождей» Октябрьской революции. В ноябре 1924г. появилась его статья «Уроки Октября», где протаскивалась идея рассечения ленинизма на два сугубо неравноценных,– якобы,– периода: если говорить напрямик, то один период – это «до Троцкого», второй – «с Троцким». То, что идея эта никаких оснований в реальной исторической действительности не имеет, мы с вами видели из всего предыдущего изложения. Здесь уместно будет сказать два слова о расхожей формулировке «ленинская гвардия». Если вы возьмёте любую мало-мальски добросовестно составленную книжку по истории нашей партии и выпишете в один столбец фамилии тех, кто всегда и при всех обстоятельствах голосовал ЗА ленинскую позицию, сплачивался вокруг Ленина и беспрекословно выполнял любые его поручения, а в другой столбец – фамилии тех, кто то и дело голосовал ПРОТИВ, мотал нервы Ленину и мешал выполнению его замыслов, то в первом столбце у вас окажутся: Сталин, Свердлов, Дзержинский, Куйбышев, Орджоникидзе, Калинин, Ворошилов, Петровский, Кржижановский, Литвинов, Землячка, Семашко, Шаумян, Красиков, Жданов, Киров, Фрунзе и т.д. А во втором столбце – Троцкий, Зиновьев, Каменев, Рыков, Томский, Бухарин, Радек, Муралов, Ларин, Антонов-Овсеенко, Пятаков, Крыленко, Шляпников, Рязанов, Крестинский и иже с ними. Вот и судите сами, какую «гвардию» убрал впоследствии Сталин с политической арены. Не «ленинскую гвардию» он убрал, а антиленинскую «пятую колонну».

С этого времени,– т.е., с конца 1924г.,– замордованная вот уж поистине перманентными дискуссиями партия, в лице её низовых организаций, начинает всё настойчивей требовать от ЦК, чтобы этой дискуссионной вакханалии был положен какой-то предел. Итоги очередной дискуссии – по «Урокам Октября» – подвёл январский (1925г.) Пленум ЦК РКП(б). Пленум признал невозможным дальнейшее нахождение Троцкого в составе Реввоенсовета СССР. 26 января Президиум ЦИК СССР освободил Троцкого от обязанностей наркомвоенмора и председателя Реввоенсовета СССР, с утверждением на этих постах члена ЦК РКП(б) М.В.Фрунзе (который, кстати, странным образом свой жизненный путь закончил в том же 1925-м году, в возрасте 40 лет).

С 1925г. на сцену выходит «новая оппозиция» – Зиновьев и Каменев. Раздували кулацкую опасность, провокационно толкали партию на «вторую революцию» против кулака. Считали, что СССР должен на неопределённое время оставаться аграрной страной, вывозящей сельхозпродукты и ввозящей машины и оборудование. С изложением этой точки зрения на XIV съезде партии в декабре 1925г. выступил представитель «новой оппозиции» Сокольников. Фактически он проповедовал втягивание страны в так называемый план Дауэса, целью которого было восстановление промышленного потенциала Германии и подготовка её к будущей войне против СССР при помощи кредитов США. Германия должна была сбывать свои товары на внешних рынках, преимущественно на советском, за счёт этого погасить задолженность по репарационным платежам Англии и Франции, а они, в свою очередь, расплатились бы с США по займам, полученным в своё время на ведение войны. Очень интересная схема, по которой Советскому Союзу предлагалось обречь себя на экономическую отсталость, чтобы помочь Западу выпестовать из своей среды агрессора против нас же. XIV съезд партии, вошедший в историю как съезд индустриализации, поставил на этих планах крест,– во всяком случае, в той их части, которая касалась СССР.

Вскоре после XIV съезда Ленинградский губком партии, до того служивший оплотом «новой оппозиции», а также Северо-Западное бюро ЦК возглавил С.М.Киров. На другом «фланге» летом 1926г. оформился оппозиционный троцкистско-зиновьевский блок.

 

ДОЛОРЕС ИБАРРУРИ сказала как-то: «никто не знает, что действительно думают троцкисты, ибо они всегда скрывают свои настоящие мысли; мы узнаем их действительную природу лишь по тем преступным действиям, число которых возрастает с каждым днём».[15]

Вообще тактика оппозиционеров всегда была такая, что если им не удавалось отстоять какой-то тезис, а побеждал на партийном форуме тезис противоположный, то они немедленно ухватывались за этот победивший тезис и перегибали его до абсурда. Следя за зигзагами мысли Троцкого,– ну, извините, невозможно, совершенно невозможно поверить, что это был человек, которого вела пусть в чём-то ложная, но на свой лад цельная и логичная идея. Безукоризненно логичен он был только в одном – в нанесении своими теориями вреда реально совершавшейся пролетарской революции. То доказывает, что СССР никогда не сможет превратиться в страну, производящую машины и оборудование, что нам капиталистическое окружение этого не позволит, что надо ждать, пока пролетариат в Европе придёт к власти. Однако, тут же раздаётся крик о «сверхиндустриализации»,– как это было на апрельском (1926г.) Пленуме ЦК ВКП(б), где троцкисты своими требованиями финансировать «сверхиндустриализацию» за счёт повышения ставок сельхозналога и цен на промышленные товары фактически добивались повторения кризисной ситуации осени 1923г. Партия же проводила линию на систематическое снижение налогов и цен. Свыше трети маломощных крестьянских хозяйств были вообще освобождены от налогов. Февральский (1927г.) Пленум ЦК принял постановление о снижении отпускных и розничных цен на 10%, подчеркнув, что социалистическое накопление должно идти только через снижение издержек производства. Так что политика ограбления крестьян при помощи ценовых «ножниц», которую нынешние «демократические» пустобрёхи усердно приписывают Сталину и «сталинизму»,– она на самом деле никакого отношения к Сталину не имеет, это политика типично троцкистская. Теория об эксплуатации крестьянства победившим пролетариатом – типично троцкистская теория. Сталинский ЦК со всем этим упорно боролся.

Извращённой двойственностью отличается и троцкистская позиция по крестьянскому вопросу в целом. С одной стороны, утверждается, что крестьянство незачем вовлекать в процесс социалистического строительства, у него своя историческая судьба, нить которой преемственно тянется ещё из дореволюционных, столыпинских времён и должна привести к постепенному складыванию в деревне фермерства на капиталистический лад. Выражается однозначно отрицательное отношение к социалистическим преобразованиям на селе, к политике ликвидации кулачества как класса, требуют роспуска, как нерентабельных, совхозов и большей части колхозов. И в то же время троцкисты без конца запугивали партию «кулацкой опасностью», обвиняли ЦК... в капитуляции перед кулаком. Одно можно совместить с другим только при условии, что во втором случае под кулаком имеется в виду вовсе не кулак. И действительно, если разобраться, вся троцкистская словесная трескотня против кулака на поверку была направлена лишь на то, чтобы посеять раздор между беднотой и середняком, которого троцкисты старались не замечать, а когда замечали, то неизменно причисляли к враждебным элементам.

В национальном вопросе - та же самая картина. Несмотря на то, что Троцкий,– как выше уже говорилось,– не признавал права наций на самоопределение вплоть до отделения, «интернациональная» фразеология оппозиции, сколь это ни странно покажется на первый взгляд, находила живейший отклик среди национал-уклонистов в союзных республиках. Безбрежный «интернационализм» с явной нацеленностью на Европу (т.е., скорее европоцентризм) они использовали как предлог для отдаления от «Москвы».

Этот утрированный космополитический «интернационализм» и неприятие идеи национального государства впоследствии, во время второй мировой войны, довели троцкистов до такой шизофрении, как призывы «брататься» с гитлеровскими солдатами. Троцкисты во Франции, например, призывали не участвовать в Сопротивлении, создавать выдуманные «независимые революционные организации пролетариата», и организации эти должны были, отказавшись от лозунга национально-освободительной войны против оккупантов, вместе (!) с оккупантами, которые-де суть «переодетые в военную форму трудящиеся», делать мифическую «мировую революцию».[16]

 

ПО ХОДУ складывания троцкистско-зиновьевского блока партия оказалась перед фактом возникновения внутри неё, по существу, параллельной конспиративной партийной структуры, со всеми атрибутами таковой – собраниями, руководящими органами, членскими взносами и т.д., а в дальнейшем, в 1927г.,– и с подпольными типографиями. За фракционную деятельность июльский (1926г.) объединённый Пленум ЦК и ЦКК ВКП(б) вывел Зиновьева из состава Политбюро ЦК. Октябрьский, того же года, объединённый Пленум вывел из Политбюро Троцкого и Каменева, счёл невозможным нахождение Зиновьева далее на посту председателя Коминтерна.

В связи с резким обострением международной обстановки в конце 20-х годов VIII пленум ИККИ в мае 1927г. принял тезисы «Задачи Коммунистического Интернационала в борьбе против войны и военной опасности». В качестве лозунга момента был выдвинут лозунг безоговорочной защиты СССР. Отношение к вопросу о защите СССР объявлялось водоразделом между революцией и контрреволюцией.

Сколь ни чудовищно, но Троцкий проповедовал пораженчество в будущей оборонительной войне СССР против мирового империализма и фашизма. Он ссылался на пример Клемансо во Франции, который в начале первой мировой войны повёл бешеную борьбу за власть, когда немцы стояли в 80 километрах от Парижа. Оказывается,– говорил Сталин в своей большой речи «Международное положение и оборона СССР» на объединённом Пленуме ЦК и ЦКК в августе 1927г.,– «оказывается, что, когда враг подойдёт на расстояние 80 километров к Кремлю, этот опереточный Клемансо будет заниматься не тем, чтобы оборонять СССР, а свержением нынешнего большинства партии». «Троцкий думает открыть в партии гражданскую войну в момент, когда враг будет стоять в 80 километрах от Кремля. Кажется, дальше некуда итти ...»[17]

Интересно, что оппозиционеры предъявляли ЦК обвинение не в чём ином, как… в сознательном подрыве обороноспособности страны через засорение армейского комсостава бывшими царскими офицерами и кулацким элементом. «При таких условиях,– утверждали они,– Красная Армия грозит превратиться в удобное орудие для авантюр бонапартистского пошиба».[18] Ну вот для этого её и почистили в 30-х годах, чтобы она не превратилась в орудие бонапартистских авантюр.

Черту под деятельностью Троцкого в пределах СССР подвел XV съезд партии, состоявшийся в декабре 1927г.

В мае 1927г. оппозиционеры подали в ЦК новое «заявление 83-х». Опять требовали общепартийной дискуссии, полной свободы фракций. «Заявление 83-х» подхватила группа Сапронова (децисты). Эти уже в открытую призывали к организации забастовок и вооружённых выступлений против Советской власти. Июльско-августовский (1927г.) Пленум ЦК и ЦКК ВКП(б) строго предупредил Зиновьева и Троцкого, а октябрьский (того же года) Пленум вывел их из состава ЦК. Октябрьский Пленум объявил общепартийную дискуссию по вопросам повестки дня XV съезда. Оппозиция получила возможность опубликовать свои контртезисы в «Дискуссионном листке» «Правды». Появился документ под претенциозным заголовком «Тезисы большевиков-ленинцев (оппозиция)».

На ноябрьские праздники 1927г. оппозиция попыталась организовать альтернативные демонстрации под откровенно антисоветскими и антипартийными лозунгами в Москве и Ленинграде, но это ей не удалось. 11 ноября Троцкого и Зиновьева пригласили на заседание Президиума ЦКК, где им ещё раз было предъявлено требование прекратить их дезорганизаторскую деятельность, по существу принявшую контрреволюционный характер. Они с заседания демонстративно ушли и прислали письменный ответ, составленный в вызывающем тоне. 14 ноября они были исключены из партии постановлением ЦК и ЦКК ВКП(б).

По результатам предсъездовской дискуссии за троцкистско-зиновьевскую платформу высказалось 0,5% участвовавших в обсуждении и еще 0,3% воздержались.

XV съезд ВКП(б) утвердил постановление ЦК и ЦКК об исключении из партии Троцкого и Зиновьева и исключил еще 75 чел., плюс всю группу Сапронова (23 чел.). Зиновьев и Каменев, видя, какой оборот принимает дело, от Троцкого отмежевались, все свои взгляды, которые они с таким пафосом преподносили, сами же осудили, как «антиленинские», и стали проситься назад в партию. И ведь вот что самое удивительное,– их приняли...

Что касается Троцкого, то он был в январе 1928г. выслан в Алма-Ату. Инструкции единомышленникам, исходившие от него в этот период, прямо нацеливали на подрывные антисоветские действия: на организацию стачек, срыв кампании по заключению коллективных договоров, срыв подписки на государственный заем и т.п., фактически на подготовку гражданской войны. В связи с этим, делом Троцкого занялось уже ОГПУ. Ему было предъявлено обвинение в контрреволюционной деятельности, и 22 января 1929г. он был выдворен из СССР,– вначале в Турцию, а оттуда постепенно добрался до Мексики. Правительства ряда стран – Германии, Франции, Чехословакии – отказались его принять.

Совершенно не случайно, и это не является никаким совпадением, что именно в конце 1927г. пошло на открытую конфронтацию с Советской властью, попытавшись организовать кризис хлебозаготовок, и кулачество - т.е., тот социальный слой, интересы которого оппозиция реально выражала.

 

ИСТОРИЯ троцкизма вне СССР, наверное, предмет особого разговора, и мы вряд ли сегодня сможем уделить этому хоть сколько-нибудь внимания.

С сентября 1938г. ведёт отсчет своего существования троцкистский IV Интернационал. Первый из принятых им программных документов был написан, естественно, самим Троцким и носил название «Программа переходного периода». Все беды человечества Троцкий с маниакальным упорством сводил к так называемому «кризису революционного руководства», а главную задачу видел в борьбе с вышеозначенным руководством как на международной арене, так и внутри СССР.

Социалистические революции в буржуазных странах, по Троцкому, объявлялись временно невозможными из-за неготовности, незрелости пролетариата и его авангарда. Задача сокрушения политической власти капитала не ставилась. Но зато все силы были брошены на пропаганду «второй социалистической революции» в СССР – «революции» (а точнее, контрреволюции) против переродившегося, дескать, и обюрократившегося Советского государства. Я поражаюсь,– что, этим нашим роскомсоюзовцам нынешним медведь, что ли, на ухо наступил? Уже из-за одного того, что этот термин («вторая социалистическая революция») пущен в обращение Троцким, уже нельзя было его использовать.

Эти установки – фактически на свержение социалистического строя в СССР, а затем и в других странах социализма,– не изменились и в послевоенный период. Троцкизм сделался штатным поставщиком антисоветской и антикоммунистической «аргументации» для империалистической пропаганды.

Предсказал ли Троцкий нынешнюю катастрофу в СССР?

Ну, если изо дня в день и из года в год кричать «волки, волки!» в таком месте, где волки в принципе водятся, то когда они действительно придут, получится, что вроде бы их предсказали. Троцкий пророчествовал о гибели СССР непрерывно и неустанно; в частности, он был практически уверен, что Советский Союз не выдержит военного противоборства с гитлеровской Германией.

Но посмотрите,– чем, собственно, он обусловливал неизбежность, якобы, падения Советской власти и социализма в СССР? Не чем иным, как… сохранением государства, тем, что оно ещё не отмерло, не «растворилось» в «самоуправляющемся обществе»[19]. А раз государство,– то, значит, бюрократия, а бюрократия непременно совершит пресловутый «термидор», и произойдёт реставрация капитализма.

Реальна ли такая опасность? Опасность бюрократического перерождения, безусловно, реальна, и этого никогда никто из большевистских руководителей не отрицал. Но связана ли она роковым образом с существованием социалистического национального государства, с идеей «социалистической державности»? Вот это уже совершеннейшая чушь. Если государство проводит правильную экономическую и макросоциальную политику, нацеленную на повышение материального, культурного и непременно надо добавить – правового благосостояния трудящихся как главной производительной силы общества, то бюрократические тенденции блокируются. Только если основная макросоциальная ориентация подменяется, если трудящихся начинают рассматривать не как субъект экономического и прочего развития, а как «сырье», как ресурсный придаток к технике или ещё к чему-то,– вот только в этом случае есть смысл говорить о «термидоре» и об угрозе существованию системы.

Но происходила ли у нас подобная подмена ориентиров общегосударственной политики с гуманистических, собственно революционных на антигуманно-бюрократические? Да, происходила. Один пример мы разобрали,– это доведение Троцким до абсурда политики военного коммунизма. Другой пример – это приход неотроцкистских элементов к власти после смерти И.В.Сталина. Если уж поминать здесь «термидор», то вот они-то нам его и устроили. Ведь есть непреложный факт, что государство развалилось не при Сталине, а при его троцкистско-бухаринских преемниках.

А значит, прогнозы Троцкого – совсем не прогнозы, но это теории, планы развала нашего государства и инструкции по его развалу. Вот здесь уже вещи становятся более или менее на свои места. Никакие перед нами не научные предвидения, а теории по развалу Советского государства при помощи внешней силы,– теории, оказавшиеся временно эффективными.

Значит, надо прежде всего научиться различать эти идеологические тенета и не попадаться в них. Что такое статья Славина, которая цитировалась выше? Идеологическая ловушка по недопущению восстановления СССР. И таких ловушек полно.

Если у врага есть эффективное оружие по борьбе с нами, значит, нужно это оружие вырвать у него из рук и уничтожить. В данном случае необходимо покончить с мифом, что если бы сделали не по Сталину, а по Троцкому, то всё было бы замечательно. По Троцкому сделали – и государства нет. Стало быть, дальше надо следить, чтобы «по Троцкому» у нас не получалось. Опасны не те троцкисты, которые в Лондоне и Париже, и открыто называют себя троцкистами,– опасны троцкисты, которые сидят, к примеру, в «Правде» и называют себя членами ЦИК КП РФ. Если наш сегодняшний политклуб поспособствует прояснению ситуации на данном направлении идеологической борьбы, то можно считать, что он свою задачу выполнил.