В.П.АНТОНОВ
Колхозная жизнь
до и после антисталинских
"реформ"
Нынешняя власть и обслуживающие её "демократические" СМИ
утверждают, что Советский Союз развалился сам собой, что его экономика, якобы, не
выдержала конкуренции с западной, более эффективной рыночной экономикой, но это
не так.
После смерти И.В.Сталина советское социалистическое государство подспудно вступило на принципиально иной путь своего развития. Под видом хозяйственных реформ начался последовательный слом сталинской модели экономики, в том виде, как она была им задумана и осуществлена, сначала в сельском хозяйстве, а потом в промышленности.
Советская власть на селе началась с преобразования сельского
хозяйства на основе идеи его коллективизации.
Небольшое отступление по поводу самой идеи коллективизации и
создания колхозов. Эта идея была органична для нашего села, для крестьянина.
Деревня испокон веков жила понятием "мира": "На миру и смерть
красна",– гласит
деревенская мудрость. "Миром" определялась психология крестьянина в
дореволюционной России, но крестьянский "мир" жил в условиях
чересполосицы и постоянных межевых войн, описанных в литературе, и эта
психология носила очень специфический характер. Сильный сосед захватывал землю
слабого, превращая его в батрака. Из деревенского "мира" выделялись эксплуататорские
элементы,– кулаки,– люди уже с другой, жестокой, хищнической психологией,
подчинявшие себе всю деревню.
С ними после революции и в ходе коллективизации велась борьба на
уничтожение их, как антагонистического для основной массы крестьян класса.
Поэтому сама идея коллективизации, будучи органичной для деревни по сути,
позволяла не только поднять всё сельское хозяйство на качественно новый
организационный и технологический уровень, но самое главное – в корне поменять
частнособственническую, а подспудно, глубоко подсознательно, эксплуататорскую
психологию на истинную психологию "мира".
Вероятно, И.В.Сталин глубоко это
понимал, и эти идеи были заложены им в его "сталинскую модель" экономики, как на селе, так и в
промышленности. Так вот, эта глубоко продуманная, стратегическая модель
коренного технологического, организационного и психологического преобразования
крестьянского "мира"
и подверглась разрушению. Только непонимание глубинной сути
сталинской модели, а может быть, наоборот
– понимание и животная ненависть ко всему, осуществлённому
И.В.Сталиным, могло найти разработчиков и исполнителей тех реформ, которые
привели к её слому и, в конечном итоге, к нынешним печальным
последствиям.
Это
тем более очевидно, что колхозы доказали во время Великой Отечественной войны и свою
жизнеспособность, и организационную оптимальность, потому что именно колхозники самоотверженно работали на
Победу и снабжали нашу армию и тыл продуктами
питания. Поэтому совершенно несостоятельны утверждения "прорабов
перестройки", что коллективизация была ошибкой. Ошибка – нынешний
курс на фермеризацию, совершенно не свойственную нам ни
организационно, ни психологически, ни по природным условиям. И
вот, проверенную в условиях жестокой войны, доказавшую свою жизнеспособность,
организационную оптимальность и эффективность сталинскую систему коллективного
сельскохозяйственного производства решили разрушить.
Первым этапом на длительном пути разрушения
колхозного сельского хозяйства стала
ликвидация МТС (машинно-тракторных станций).
С приходом к власти
Н.С.Хрущёва вообще начался последовательный слом сталинской
модели экономики и на производстве, и в первую очередь, в сельском хозяйстве.
На свет появилась "Концепция бесперспективности малых деревень". Подлость
этой "концепции" я попытаюсь раскрыть на примере истории моей
небольшой (всего 25 домов) деревни.
Как
говорится, всё познаётся в сравнении. Поэтому я постараюсь нарисовать общую,
по возможности целостную картину деревенской колхозной жизни, как она сохранилась в моей памяти, до и после этой
пресловутой "концепции".
Моя деревенька расположена в
истоках речки Суходрев, притока р. Протвы, на фрагменте высокой террасы среди
полей, лугового разнотравья и небольших лесных массивов, растущих в основном
вдоль больших и малых оврагов, называемых у нас вершинами – типичный
ландшафт средней полосы Нечерноземья. Полезной для сельскохозяйственного
использования земли было мало, поэтому вся колхозная земля использовалась
оптимально и комплексно.
В агрономической науке царила тогда проверенная десятилетиями, травопольная система
академика Д.Вильямса, который считал, что в зоне рискованного земледелия для
сохранения плодородия почвы совершенно необходимы чистые пары, снегозадержание,
защитные лесополосы. Поэтому часть земель каждый год находилась под чистыми
парами, отдыхала, набиралась сил, насыщалась вносимой органикой, накапливая
будущее плодородие. Я помню, как над чёрной, недавно освободившейся от снежного
покрова землёй парили струи восходящего воздуха и в них носились стрижи, на
лету тревожным криком задавали свои вопросы "чьи-вы?" чибисы, по
пахоте важно расхаживали стаи ворон, галок, скворцов.
Поля были разделены защитными
лесополосами. Проводилось ежегодное снегозадержание при помощи заградительных
щитов. Велась грамотная, в соответствии с передовой агрономией, работа.
Ежегодно высевались зерновые
злаки: рожь, пшеница,
ячмень, овёс. Часть земель в разных местах отводилась под кормовые травы:
клевер, люцерну, тимофеевку и др. На следующий год какие-то земли отводились
под различные огородные культуры: огурцы, картофель, свёклу, турнепс, горох. В
хрущёвское время всё это разнообразие заменила "царица полей" –
кукуруза.
Чтобы завершить картину
комплексного использования колхозных земель, добавлю, что через речку в деревне
напротив был большой мичуринский сад, время от времени подвергавшийся нашим
набегам, и пасека.
В самой деревне, выражаясь современным языком, существовала своя инфраструктура, начало которой было положено во времена коллективизации.
Её содержание составляли
колхозные: конюшня, коровник, телятник, свинарник, птичник, семенные амбары,
сенные сараи, гумно (колхозный ток), сушилка, некоторое время
на окраине села существовала даже небольшая кузня. В деревне были мастера на все
руки: плотники, печники, шорники, бондари, ковали,– деревня
представляла собой, таким образом, полнокровный, целостный,
самодостаточный производственный организм.
Кроме производственных
помещений, в деревне была общественная баня и изба-читальня,
которая сочетала в себе начальную школу, библиотеку и кинопередвижку. Иными
словами, изба-читальня,– наследие коллективизации,– была
нашим очагом культуры, в котором по вечерам собиралась не только молодёжь,
но и старшее поколение.
В полутора километрах от нашей
деревни была школа-семилетка,
а в двух с половиной километрах от неё – школа-десятилетка,
т.е. существовала сельская система школьного образования.
Такие же избы-читальни или
сельские клубы были практически в каждой деревне. Поэтому мы почти каждый
день ходили в кино в соседние деревни на разные кинофильмы.
Возвращались поздно ночью большой шумной ватагой из мальчишек и девчонок.
Мне запомнилось, что лесные тропинки, по которым мы, сокращая себе путь, возвращались
домой, были освещены с обеих сторон светлячками, и мы шли в темноте, как по
взлётной полосе аэродрома, а лес благоухал ароматом ночных фиалок.
Всё это пропало, когда поля и
леса стали обрабатывать с самолётов химикалиями. Тогда же пропала и рыба, и
самое главное – раки в нашей речке, которых мы вылавливали
вёдрами, и не только ежедневно ели сами, но и отбирали самых крупных и
продавали их в неделинскую пивную, зарабатывая себе на кино.
Все эти детали я описываю для иллюстрации состояния нашей экологии в то
время.
В то время колхозникам не надо
было с любым недугом или болезнью ездить в районный центр, потому что у
нас была своя и очень хорошая Новинская больница, с земской ещё школой врачей. В ней были терапевтическое, неврологическое, хирургическое, родильное и даже педиатрическое
отделения. Больница снабжалась чистой родниковой
водой. Один родник был даже минерализованным.
Как это ни покажется странным, но деревня, даже
после всех военных потерь, продолжала жить
своей исторически сложившейся жизнью. Деревня не знала замков. Если дом ненадолго оставался без присмотра, то
просто запирался на палочку. Если уезжали надолго, то, конечно, запирался, но
оставался под присмотром соседей.
При встрече даже с незнакомыми
люди желали друг другу здоровья: "Здравствуйте". Эта
традиция сохранилась ещё и сейчас.
Вообще,
каким-то непонятным образом сохранились старинные обычаи, традиции, идущие,
наверное, ещё от язычества. Например, встречая весну, вся деревня пекла жаворонков, и дети выбегали
с ними, ещё горячими, перекладывая их из ладошки в ладошку, подкидывали их высоко вверх, навстречу тем, которые пели в бездонной
голубизне прозрачного весеннего неба, и что-то приговаривали,– наверное,
призывали весну-красну.
Каждый вечер устраивались
посиделки "на звонке", танцы с частушками, с песнями,
и это после тяжёлого рабочего дня в колхозе. Вообще, ни дня не обходилось без песен:
бабы на работу уезжали с песнями, и о возвращении с работы мы, дети, также узнавали
по доносившимся издалека песням.
Жизнь в деревне – это
постоянная, непрерывная работа, сначала в колхозе, а в любое
свободное время в своём личном хозяйстве. Ведь к личному хозяйству крестьянин
был привязан испокон веков. Поэтому в каждом доме был личный скот:
корова, многие имели даже по две коровы, овцы, козы, которые составляли личное
деревенское стадо.
Естественно, что в каждом доме держали свиней, от
одной до нескольких, и не меньше десятка кур. В домах, расположенных
вблизи реки и ручьёв, хозяйки держали гусей и уток, т.е. колхозникам не чинили никаких препятствий в содержании личной живности.
Деревенская жизнь подчинялась
строгому распорядку дня, который устанавливала сама скотина.
За ней нужен был постоянный уход: её нужно было вовремя накормить, напоить,
подоить утром, в полдник и вечером. Каждое утро деревня просыпалась от петушиной
переклички с одного конца до другого, и начиналась ежедневная будничная
жизнь, связанная с жизнью скотины – кормилицы. Рано утром в любую погоду надо выгонять скотину на пастбище. По деревне шёл пастух с кнутом и рожком – звонкие хлопки кнута перемежались незатейливой игрой на
рожке – и мы, ребятня, тоже просыпались и помогали
взрослым выгонять своих "Дочек", "Марусек", "Ягодок" на улицу. Поздно вечером, уже в
сумерках, мы встречали стадо и помогали загонять скотину домой. Вечерняя дойка – парное молоко на ужин.
При каждом доме была усадьба,
кроме того, отдельно выделялось картофельное поле, которое было
хорошим подспорьем, потому что часть картофельного урожая можно было продать
колхозу по закупочным ценам и получить по деревенским
масштабам хорошие деньги. На огородном
участке при доме высаживались огурцы, капуста,
лук, чеснок, морковь, свёкла,
помидоры, кабачки, горох, подсолнухи, толокно. Собранный по осени
урожай хранился в погребах или подпольях. По южной стороне
проходила полоса, засаженная
смородиной, крыжовником, малиной. У некоторых хозяев находилось место для нескольких фруктовых деревьев, а некоторые имели и целые фруктовые сады и даже пасеки. В
совокупности деревенская придомовая усадьба представляла собой целостное комплексное, самоокупаемое хозяйство, которое крепко держало
деревенского
жителя на земле, составляло, можно сказать, цель и смысл его существования, его среду обитания, с которой
он был неразрывно связан.
Деревенский мир – это самобытный и своеобразный мир, сохранивший историческую культурную преемственность и
консервативность. Деревне, например, никто не мешал сохранять религиозные традиции.
Действующих церквей в округе не сохранилось,– остались полуразрушенные руины в некоторых больших деревнях, но иконы, даже целые иконостасы, были в каждом доме. Праздновались с соответствующими
обрядами все религиозные праздники: "Троица", "Петров день", "Ильин день", медовый и яблочный
спас. В каждой деревне был даже свой престольный праздник, и родственники ездили
друг к другу в гости на престольные праздники в соседние деревни; очень ревностно тогда сохранялись родственные связи, люди тянулись к общению, несмотря на разделявшие их расстояния. Праздновались многодневные свадьбы,
на которых разыгрывались под
руководством старшего, в основном женского поколения целые
театрализованные представления с устройством околишной (жених обязан
оплатить проезд за невестой в чужую деревню), ряжеными, с битьём горшков,
с демонстрацией ночной простыни, свидетельствовавшей о невинности невесты. Вообще самодеятельность
проявлялась разнообразно и свободно. Любое
застолье сопровождалось песнями и
плясками.
Но, как говорится, "делу время – потехе час", поэтому основу деревенской жизни составляла повседневная
тяжёлая работа, в которой выделялись главные этапы: посевная, сенокосная
пора и уборочная страда.
Я
вспоминаю, как проходила посевная и уборочная,–
беспрерывно работали тракторные и конные сеялки, зерноуборочные комбайны. Их
круглосуточную работу обеспечивали МТС. На полях и во время посевной,
а тем более уборочной, постоянно дежурила
МТСовская ремонтная летучка. Чуть где остановился трактор или комбайн, к остановившейся машине несётся летучка. На
месте выясняется серьёзность поломки, и тут же начинается оперативно ремонт, или в случае серьёзного повреждения – буксировка в МТС. Вот так
была поставлена работа.
Об МТС
хотелось бы сказать несколько слов особо, потому что требует пояснения суть
МТС, как она была
задумана для целей коллективизации.
МТС – это важная составная
часть сталинской модели экономики в сельском хозяйстве. Она была не только
материально-технической базой сельскохозяйственного производства, но решала ещё
и целый комплекс задач социального характера. В качестве
материально-технической базы МТС можно рассматривать, как своеобразную дотацию
социалистического государства сельскому хозяйству, потому что это была
государственная структура, финансировавшаяся за счёт государственного бюджета.
В силу этого стоимость её основных фондов не отражалась на себестоимости
сельскохозяйственной продукции. Она была укомплектована
высококвалифицированными, образованными передовыми рабочими – коммунистами-выдвиженцами, которые
получали заработную плату от государства. Такие рабочие были престижными
женихами для деревенских девушек. Создавались крепкие рабоче-крестьянские
семьи. Решалась демографическая проблема женихов и невест. Поэтому МТС можно
рассматривать как своеобразное связующее звено между городом и деревней, смычку
города и деревни. Вот по этому связующему
звену и был нанесён первый удар сразу после смерти И.В.Сталина.
Вторым важным этапом в сельскохозяйственном производстве был сенокос,– надо обеспечить сеном на
всю зиму и колхозный, и личный скот. Крестьянская мудрость гласит: "Коси,
коса, пока роса, роса долой, и мы домой". Поэтому в 4–5 утра все заранее
отряженные косцы, и мужики, и бабы,– здесь дискриминации по половому признаку не
существует,–
уже на поле битвы. А покос – это своеобразная битва: трава бывает выше пояса.
Фронтально перед стеной росной травы выстраиваются косцы. И вот весь луг
расчерчен длинными валками мокрой, искрящейся под лучами восходящего солнца
алмазной росой, травы. А дальше сушка. Высыхающая трава отдаёт прогретому
струящемуся воздуху все свои ароматы. Вот где аромотерапия.
Постепенно
заполняются колхозные сенные сараи, стогуются скирды на зиму, и подволоки
дворов превращаются в душистые сеновалы. Сенокос завершён. Скотина обеспечена
кормом на всю зиму. Теперь на очереди самый главный и ответственный этап – уборка урожая, жатва, а это
–
опять битва, когда мобилизованы все силы и все средства. И в больших и в малых
хозяйствах битва за урожай – это итог тяжёлого, но и радостного крестьянского
труда, потому что каждого ждёт и награда за этот труд. Сколько выйдет на
трудодень натурой и деньгами.
В моей детской
памяти сохранилась одна послевоенная жатва, когда колхозницам пришлось убирать
ржаное поле на неудобном косогоре серпами. Связать первый сноп – это был своеобразный ритуал,
сопровождавшийся какой-то обрядовой песней. На первый связанный сноп повязали
ленту –
зачин, зажинок; а ведь это идёт откуда-то из древности, и вот до сих пор
сохранилось в народной памяти, как элемент народного творчества, скрашивавшего
тяжёлый крестьянский труд. Снопы складывали в такие своеобразные сооружения,
завершавшиеся наверху конусом. К концу дня всё поле покрылось такими бабами из
ржаных снопов –
итог этого яростного труда.
А ведь так крестьяне до революции убирали хлеб испокон
веков, пока не пришла вместе с революцией на колхозные поля техника. Мне
довелось ещё видеть, как колхозницы цепами обмолачивали ржаные снопы, потом
лопатами провеивали зерно от половы. Я это рассказываю для того, чтобы
показать, как в послевоенное время работали люди на селе. Как были мобилизованы
для уборки
драгоценного урожая все возможные средства.
Мне хочется подкрепить свои воспоминания
впечатлениями от прочитанных мной книг советских авторов. Особенно сильное
впечатление на меня произвёл
роман Галины Николаевой "Жатва", по праву удостоенный Сталинской
премии.
В романе с огромной силой художественной
выразительности показаны различные этапы восстановления разрушенного войной
колхозного хозяйства.
Возвращались фронтовики покалеченные, контуженные и
буквально не знали, с чего начать. А начинали с создания партийной ячейки.
Колхозники из них, коммунистов, выбирали председателя, бригадиров; им доверяли
восстанавливать народное хозяйство, и они взваливали на свои плечи этот груз
ответственности и вытягивали, как недавно на фронте, срывая жилы, этот воз.
Колхоз уже через два года встал на ноги, а в 1949г. уже дал рекордный для тех
северных мест урожай.
Чем же обеспечивались такие темпы восстановления? Они
обеспечивались сталинской моделью экономики на селе, которой были вооружены
коммунисты и которой твёрдо держались, когда надо было обеспечить победу
стратегии над сиюминутной выгодой.
В романе описано, как партийная ячейка, а потом общее
собрание колхозников в качестве самого первого шага решили, что надо
восстанавливать МТС, потому что без техники поднять колхоз будет невозможно; но
для работы МТС нужна электроэнергия – значит, надо строить и электростанцию. В
решении этих взаимосвязанных задач первоначально исходили только из обеспечения
своих собственных нужд, не думая о других. Связались с ленинградским заводом "Электросила",
и рабочие изготовили для них соответствующую турбину и оборудование. Получили
разными путями (помогло районное партийное руководство) кое-какую технику и
запчасти для своей МТС. Приступили к строительству своими силами. Стройка в
разгаре, и тут в ходе строительства районное и областное партийное руководство предлагает
более дальновидное, стратегическое решение – надо строить, объединив
усилия и возможности нескольких смежных хозяйств,
большую межколхозную МТС и соответствующую её потребностям электростанцию. На
общем собрании решили,–
правильно, надо
думать дальше своего носа. Пересматриваются и переосмысляются масштабы нового
строительства, а уже завезённое оборудование и технику для себя по предложению
партийного руководства отдают отдалённому, изолированному самими природными
условиями колхозу, которому этих мощностей хватит. Снова посылается заказ на
новое, гораздо более мощное оборудование ленинградскому заводу "Электросила",
и рабочие снова выполняют для них внеплановый заказ. Вот вам пример
рабоче-крестьянской солидарности и взаимопомощи,– смычка города и деревни.
Решив эти первоочередные
задачи, колхозы начинают строить дома культуры, школы, больницы и детские сады.
Я не буду дальше пересказывать содержание романа, я обозначил только основные
сюжетные линии, чтобы показать, как послевоенные люди мыслили, с каким
энтузиазмом они работали, потому что вслед за партийным руководством они чувствовали
правильность выбранного стратегического направления и видели реальные результаты
своего коллективного труда. Что нам мешало идти по этому верному пути и дальше?
Чем были вызваны так называемые "'прогрессивные" сельскохозяйственные
реформы, которые в конечном итоге привели к полному развалу уже полностью
восстановленного и налаженного многопрофильного и хорошо сбалансированного в
плане приближения рабочих рук к рабочим местам сельского хозяйства?
Реформаторский зуд новых властей, или ещё что-то, скрытое от нас? Так или
иначе, но после смерти И.В.Сталина начался целенаправленный слом сталинской
модели экономики, на деле показавшей свою эффективность.
Последовал первый, но
хорошо выверенный удар по основному звену, или, вернее сказать, по фундаменту
сталинской сельскохозяйственной модели. Началась ликвидация МТС как
госбюджетных структур. МТС расформировали, а всю технику передали на баланс
колхозов и сняли с государственного финансирования. Содержание и обслуживание
переложили также непосредственно на сами хозяйства, т.е. заложили основы псевдособственности,
а стоимость этой собственности, естественно, легла на себестоимость
выпускаемой сельскохозяйственной продукции.
В
результате была разрушена хорошо налаженная и оптимальная для колхозов
материально-техническая база, а самое главное, изменилось отношение людей к
самой этой собственной колхозной технике. В конечном итоге ещё на моей памяти
на гусеничных тракторах и самоходных комбайнах гоняли за водкой.
Несмотря на очевидные
негативные результаты ликвидации МТС, после чего надо было бы остановиться и
трезво оценить результаты содеянного, на село была обрушена так называемая
"Концепция неперспективности малых деревень".
Разрушительные
последствия этой "концепции" для сельского хозяйства требуют
отдельного более подробного описания. Поэтому я обращусь к своим личным
впечатлениям от того, как на моих глазах погибла моя и другие окрестные
деревни, входившие в наш колхоз.
С чего началось
осуществление этой пресловутой "концепции" в моей деревне? Как это ни
покажется странным, но первым шагом её стала ликвидация избы-читальни – нашего
очага культуры. На глазах деревенских жителей её двумя тракторами растащили по
брёвнышку.
Далее
"концепция" развивалась в драматическом или даже, можно сказать, в
трагическом ключе для колхозников,– началось обобществление
личного крупного рогатого скота. Этой бесчеловечной жестокой акцией обрубались
природные исконные связи крестьянина со своими животинами –
кормилицами испокон веков.
Я помню, как в неурочное
время стали выгонять со дворов коров и над деревней повис многоголосый рёв
коров и баб, висевших на шеях своих кормилиц, которых надо было по чьей-то злой
воле свести на колхозный скотный двор. Как сейчас, вижу недоуменные, полные
слёз глаза коров и слёзы прощающихся с ними баб. Дворы опустели,–
из них ушло живое шумное дыхание крупных животных.
Вместе с коровами исчезли
и многие заботы, но первое время бабы ещё ходили на полдник проведать своих
кормилиц: подоить их родными руками, носили им хлебушка. Потом всех коров, и
колхозных и личных, свели на центральную усадьбу, и связь с ними оборвалась
окончательно, (зимой, по слухам, был крупный падёж этого объединённого стада).
Сначала молоко нам
некоторое время возили в бидонах за плату, так же как и хлеб, который раньше в
каждом доме пекли сами в русской печи. Потом эту любезность посчитали излишней,
и в каждой семье ходили с бидончиком за молочком и хлебушком за
Представьте себе, как
сразу, в одночасье оборвался привычный образ жизни каждой семьи. Как резко
упали и темп, и наполненность, и напряжённость жизни. Эту пустоту надо было
чем-то заполнить, и естественно нашёлся самый простой и доступный выход. Вот
вам обратная сторона свободы от самой насущной потребности человека –
работы.
Абсурдность этой акции ещё более очевидна, если учесть, что до этой реформы
колхозники сами сдавали и молоко, и мясо, и шерсть, и яйца в виде натурального
налога, который логически вытекал из наличия подсобного хозяйства, как исторически
сложившегося способа жизнеобеспечения крестьянина, насущной необходимости
содержания подсобного хозяйства, за счёт которого крестьянская семья и жила
испокон веков.
После революции и Великой
Отечественной войны подсобное хозяйство, как способ жизнеобеспечения для
колхозника, было сохранено и сослужило свою спасительную службу и во время
войны, и после неё в виде этого натурального налога, который был, с одной
стороны, насущной необходимостью для страны, с другой – содержал в себе для
колхозника некий социальный подтекст в виде обязанности и сознательной
солидарной помощи городу –
рабочему классу. Связывал два класса узами взаимопомощи. Отмена этого налога
обрывала живую опосредованную, через продукты питания, связь
крестьянина-колхозника и рабочего. Невидимый автор – идеолог реформ
целенаправленно бил по самому главному – по живым и понятным связям, но всё это
делалось под благовидным предлогом освобождения от бремени налога, а на самом
деле, по умолчанию, проводилась политика "разделяй и властвуй".
Далее начались процессы,
сравнимые разве что с изменениями, которые начинаются с выпадением
какого-нибудь звена из питательной цепочки в биоценозе. Началось долговременное
и необратимое изменение самой среды обитания, которое продолжается по настоящее
время.
Когда прекратился за ненадобностью ежегодный
сенокос, началось перерождение лугового и лесного разнотравья и замещение его
грубыми травами, чертополохом и будыльником. Перестала обновляться естественным
путём наша речка, она стала зарастать и заболачиваться. Резко сократился в
размерах и захирел наш знаменитый родник "Студёный", вода которого
имела повышенное содержание серебра. А когда началась кампания по химизации и
интенсификации с применением сельскохозяйственной авиации, в ней пропала и
рыба, и раки –
своеобразный экологический индикатор пресноводных рек.
"Концепция"
последовательно претворялась в жизнь. По полям победно шествовала кукуруза.
Исчезли чистые пары, прекратились работы по ежегодному снегозадержанию, даже
стали выкорчёвывать лесозащитные полосы. С разрушением описанной выше
инфраструктуры люди лишились привычных рабочих мест в пределах самой деревни, и
начались миграционные процессы.
Постепенно все постройки, составлявшие инфраструктуру
нашей деревни, прекратили своё существование. Были развалены, растащены самими
колхозниками. Последней жертвой пала наша общественная баня. Деревня, как
самодостаточная сельскохозяйственная структура, где можно было найти приложение
своим рукам, прекратила своё существование.
Но люди всё же из последних
сил держались родных мест. Никто не хотел уезжать куда-то в неизвестность.
Находили ещё работу на центральной усадьбе и в других местах. Но, видно, целью
"концепции" было любой ценой согнать людей со своих мест, и тогда был
нанесён самый беспощадный и коварный удар. Однажды люди узнали, что их
Новинская больница, обслуживавшая весь довольно большой круг деревень, передана
под пансионат Обнинской атомной станции, и колхозники были поставлены перед
необходимостью ездить с любым недугом в районный центр – Малоярославец. Этого удара
уже не вынес никто, и началось массовое сселение деревень малых и больших, по
50 и 100 домов. 3а 1–2
года прекратили своё существование порядка 15–20 деревень, жители которых
вынуждены были уехать в города – в основном, всеми правдами и неправдами, в
Москву.
"Концепция" нанесла непоправимый удар по сельскому хозяйству в масштабах всего Нечерноземья. О югах судить не берусь, а вот по Архангельской области мне, в составе небольшой съёмочной партии, пришлось пройти лодочным маршрутом, и мы проплывали мимо огромных пространств, бывших совсем недавно деревнями, а теперь заросших бурьяном и крапивой, а над ними кое-где ещё возвышались не до конца развалившиеся остовы русских печей,– картина прямо-таки послевоенная.
Вот каким катком прошлась по всем нашим деревням эта
пресловутая, а по сути вредительская "концепция", фактически
уничтожившая сельское хозяйство
Нечернозёмной зоны во всём его многообразии. Вместе с исчезновением деревень
исчезло и забылось множество ремёсел, специфических для Нечерноземья
производств: например, льноводство и много других, не буду их перечислять.
Говорят, что история не терпит сослагательного
наклонения, но представьте себе, что была бы осуществлена не эта
"концепция" разрушения, а концепция созидания, развития и
модернизации уже существующей, исторически сложившейся инфраструктуры сотен и
тысяч деревень по всему Нечерноземью; разве такие результаты мы бы получили? Мы
получили бы колхозы, совхозы совсем другого технологического и организационного
уровня, в которых каждая деревня представляла бы самодостаточную структурную
единицу, в совокупности составляющие единое целое в управленческом и
экономическом плане. Каждая деревня была бы сбалансирована не только по
трудовым и природным ресурсам, но сохранила бы свою самобытность, своё
ландшафтное своеобразие и индивидуальность. В такой деревне легче было бы
сохранить, даже
при увеличенной технологической нагрузке, экологическое равновесие – фактор, который с каждым годом
приобретает всё большее значение.
Сейчас, с высоты прожитых лет и осознания совокупных
последствий содеянного тогдашними правителями, мы вполне определённо можем
сказать: вот истинная причина пустых прилавков 70-х годов, на которые злорадно
ссылаются в своей подлой аргументации нынешние так называемые демократы – лицемерные радетели
разрушенной ими же самобытной русской деревни, а значит, и России.