Секретарь-координатор
Большевистской платформы в КПСС,
канд. филос. наук

Т.ХАБАРОВА

 "Смена курса" нужна не режиму,–
там другое требуется,–
а нашему комдвижению

Выступление
на заседании Московского отделения РУСО

Москва, 4 апреля 2016г.

УВАЖАЕМЫЕ ТОВАРИЩИ,

я не буду начинать от Адама, ибо ключевой вопрос, который перед нами стоит и настоятельно требует разрешения, это: что произошло с нашей страной, с СССР во второй половине XX века. И как нам из этого – из того, что произошло,– выбираться; если выбраться вообще ещё возможно.

Итак, произошло с нами то, что СССР потерпел поражение в Третьей мировой войне (информационно-психологической, или психополитической); каковая война была развязана Соединёнными Штатами, вкупе с их будущими союзниками по НАТО, фактически ещё до окончания Второй мировой.

Главная цель этой новой войны была та же, что и у Гитлера: уничтожить первое на Земле социалистическое государство и самоё социалистическую цивилизацию, предотвратить распространение социализма по планете.

Какими средствами велась (и продолжает ещё вестись) эта война?

Психополитическая война, это война по природе своей диверсионная, её главное оружие – идеологическая диверсия.

Ставка делалась на разрушение социализма в СССР изнутри, путём внедрения в идеологический оборот в нашей стране вредительских по своей сути теорий, взглядов, концепций, которые при их, так сказать, вбрасывании маскировались под "творческое развитие марксизма-ленинизма", в действительности же были направлены на расшатывание, дезорганизацию, подрыв тех или иных сторон советского жизнеустройства.

Чьими руками эта война велась, кто этим занимался?

Агентура психоинформационной войны,– которую (агентуру) в дальнейшем окрестили "пятой колонной",– это были остатки эксплуататорских классов, ещё сохранявшиеся в СССР, и в преизрядном количестве; перерожденческие элементы; разные "обиженные" Советской властью, кто по заслугам, а кто и несправедливо; ну, и конечно же прямые засланцы, наймиты западных спецслужб.

Одно из определений Третьей мировой – это война информационно-интеллектуальная. И здесь нельзя обойти молчанием ту поистине гигантскую разрушительную роль, которую во всей этой эпопее сыграла наша научная интеллигенция, в первую очередь обществоведческая. Да и прочие не очень-то отставали.

Ведь чтобы внедрить в общественное сознание какую-то идеологическую обманку, добиться её взятия на вооружение партийно-государственными органами, её надо соответствующим образом подать, "раскрутить", закамуфлировать под "марксизм-ленинизм". Кому же этим и заниматься, как не "учёным" в кавычках определённого сорта, и по возможности высокопоставленным в научно-административной иерархии.

Одним из первых и едва ли не тяжелейшим ударом психоинформационной агрессии стало хрущёвское "разоблачение культа личности Сталина".

Все обстоятельства этой вылазки – хотя бы то, что пресловутый доклад зачитали по "Голосу Америки" чуть ли не в тот же вечер, как он был оглашён на съезде,– слишком многое не позволяет сомневаться, что это была не просто личная месть Хрущёва Сталину, но здесь присутствовала очевидная диверсионная составляющая.

И в самом деле; был оклеветан и ниспровергнут как раз тот из четырёх классиков марксистско-ленинского учения, без которого в социализме вообще вряд ли можно что-то понять.

Наше официальное обществоведение тем самым было лишено чётких идейно-теоретических и в целом мировоззренческих ориентиров, вследствие чего оно далее и оказалось полностью небоеспособно в информационно-интеллектуальной войне. Т.е., "разоблачители культа личности", они как бы отключили мозг Коммунистической партии и Советского государства, обрекли их на проигрыш в войне и на многолетнее блуждание в идейно-теоретических потёмках. Каковое блуждание, кстати, не прекратилось и по сию пору.

И уж коль скоро Сталина объявили "преступником", не заставил себя ждать и погром драгоценнейшего нашего приобретения в народнохозяйственной сфере – сталинской экономической модели, системы неуклонного снижения производственных затрат и потребительских цен, роста благосостояния трудящихся и научно-технического могущества страны. А заодно, естественно, и её геополитического авторитета. Говоря о погроме сталинской модели, я имею в виду приснопамятную "хозяйственную реформу" 1965–67 годов.

С нею советская экономика вступила в полосу затяжного структурного, базисного кризиса,– который и привёл, в конце концов, к горбачёвщине и к "перестройке".

В чём же выразился этот кризис?

Кризис выразился в том, что в экономическом механизме характерно социалистический принцип формирования общественного дохода по труду – пропорционально массе затраченного в производстве живого труда – был подменён принципом формирования дохода пропорционально массе вовлечённых в производство материально-технических средств, т.е. как бы по капиталу. В результате произошло искусственно внедрённое рассогласование между формой собственности (которая по Конституции продолжала оставаться социалистической) и псевдокапиталистическим принципом консолидации дохода от функционирования этой собственности.

Социалистичекое начало тянуло в свою сторону, искусственно вколоченное в экономику псевдокапиталистическое – в свою. В этом "раскоряченном" состоянии общественно-производственный организм СССР и пребывал вплоть до самой "перестройки" – т.е. до открытого контрреволюционного мятежа, когда верх одержали псевдокапиталистические, частнособственнические тенденции.

Причём,– подчеркну ещё и ещё раз,– тенденции эти не были органичны социализму, не выросли откуда-то из его недр, а их именно вколотили, вбили в него, и потом ещё долгое время – двадцать с лишним лет – культивировали, подпитывали путём искусно организованной психоинформационной диверсии.

И вот здесь перед нами, кстати, ответ на вопрос, имелись ли у социализма в СССР какие-либо объективные причины и предпосылки для развала, помимо происков холодной войны?

Объективных причин для этого,– причин, лежащих на уровне динамики производительных сил и базисных отношений, у советского социализма не было,– поскольку коммунистическая формация, в обеих её фазах, это более прогрессивное общественное устройство, нежели царство капитала; это неотвратимая следующая за капитализмом ступень цивилизационного развития.

Но у любого общества есть положительные и отрицательные качества и моменты, и если негативные моменты целенаправленно отслеживать и стимулировать их разрастание, а позитивные столь же целенаправленно блокировать, то почему бы и не добиться разрушения, хотя бы временного, каких-то опорных общественных структур? Даже если зачатки разрушительных изменений индуцированы, внедрены извне,– чему ярчайшим примером и служит та же косыгинская "реформа". Откуда там "зёрна капитализма"-то взялись,– из советской действительности? Нет,– из постановлений партии и правительства. Вот так.

Следует ли рассматривать хрущёвское, а затем косыгинское "реформаторство" конца 50-х – середины 60-х годов как некий подготовительный этап к перестройке?

Безусловно; его попросту и нельзя воспринимать под каким-либо другим углом зрения. Без Косыгина и всего того, что он накуролесил в экономике, Горбачёв вообще вряд ли был бы возможен. Ведь горючий материал для "сокрушительной" в кавычках критики советского строя горбачёвцам предоставляли в первую голову нелепости, спровоцированные злополучной "реформой".

В  народном хозяйстве творились несообразности, граничившие порой с абсурдом; "пятая колонна" злорадно эти вывихи вылавливала и подавала их как специфически присущие социализму,– тогда как в действительности это были плоды не социализма, а уродования социализма психоинформационным вредительством.

Но так или иначе, негатив существовал, он был налицо. В его глубинных причинах широкая общественность самостоятельно разобраться не могла, официальную же науку,– как было уже сказано,– сковывал паралич антисталинизма, запрет на использование истинно марксистского – сталинского политэкономического инструментария, и она также не в состоянии была пролить людям какой-то свет на происходящее.

На этом фоне неудивительно, что горбачёвская демагогия на тему необходимости,– якобы,– каких-то коренных пертурбаций во всём нашем жизненном укладе встречалась поначалу сочувственно и доже с энтузиазмом.

 ИЗ ВСЕГО ВЫШЕИЗЛОЖЕННОГО хорошо видно, какой вздор представляют собой утверждения, будто СССР рухнул чуть ли не одномоментно, "сам по себе", "рассыпался, как карточный домик" и т.п.

Третья мировая война шла десятилетиями, она негласно была нам объявлена ещё в сороковых годах минувшего века,– смотрите хотя бы знаменитую директиву Совбеза США 20/1 от 18 августа 1948 года.

То, что мы поимели в 1991–93 годах, это был не какой-то "внезапный" и "мгновенный" крах СССР, это было,– можно сказать,– добивание колосса, изнурённого двадцатилетней травлей "изнутри", истерзанного ранами, которым не давали затянуться, снова и снова били по живому, по ещё кровоточащему. Мне не однажды уже доводилось говорить, что с такими разрушениями, какие внёс в советское народное хозяйство "великий реформатор" Косыгин, с перерубленной связкой между формой собственности и принципом аккумуляции дохода, любая другая экономика, кроме социалистической, не протянула бы не только двадцати пяти лет, а и двадцати месяцев. Где-то у меня сказано,– она уже, бедная, к исходу 80-х годов плавала в собственной крови; вот что было реально, а не какой-то саморазвал в одночасье.

И вот в такой обстановке совершился последний акт трагедии: т.е., фактическая оккупация страны торжествующим геополитическим противником, хотя и руками всевозможных навербованных им подонков.

Было попрано волеизъявление народа на Мартовском референдуме, насильственно свергнута законная – Советская – власть, расчленена союзная государственность, разгромлены все институты социалистического общественного строя.

У власти оказалась,– по существу,– шайка государственных преступников, коллаборационистов, холуёв транснационального капитала.

В декабре 1991 года они содеяли особо опасное государственное преступление – так называемый беловежский сговор, т.е. посягательство на государственную независимость, территориальную целостность и военную мощь СССР (ст.64 УК РСФСР "Измена Родине").

В 1992г. заключили ещё одно преступное соглашение – "Письмо о намерениях" с Международным валютным фондом, где обязались принимать и вводить в действие в Российской Федерации только такие законодательные акты, начиная с актов конституционного уровня(!), которые будут разработаны экспертами Фонда.

Соответственно, в 1993г. навязали России состряпанную заокеанскими экспертами "конституцию" в кавычках, которая отняла у трудящихся собственность и все гарантируемые Советской властью права, создала условия для беспрепятственного хозяйничанья в стране разнокалиберного ворья, в том числе зарубежного.

И ведь ни одно из вышеприведённых преступных "обязательств" режимом по сей день не расторгнуто, не аннулировано,– мало того, они продолжают неукоснительно выполняться!.. Но разве это не есть неотрицаемая картина нахождения страны под внешним управлением,– т.е., картина, вот именно, ОККУПАЦИИ?

В этом свете давно бы уже должна умолкнуть болтовня о том, что в СССР произошла,– дескать,– реставрация капитализма, вызванная собственными внутренними противоречиями и дефектами социалистического строя.

Ан нет, не умолкает; хотя,– казалось бы,– что же это за "реставрация" такая, которая вершится, с буквальной точностью, по предписаниям Хьюстонского и Гарвардского проектов (1990 год), по программе "Перехода к рынку", составленной для нас США и Евросоюзом и проголосованной в сентябре 1990г. ельцинским Верховным Советом РСФСР; причём никто из "депутатов"-охламонов программу эту не только не анализировал внимательно, но вряд ли и читал.[1]

И тем не менее, программа неотступно выполняется,– хотя и с непредвиденным для евроамериканцев отставанием от первоначально намечавшихся сроков. Но зато со всеми предусматривавшимися, гибельными для России последствиями.

В чём же тут дело, почему совершенно неоспоримая, подтверждаемая вопиющими фактами агрессия геополитического противника упорно квалифицируется нашим левым движением как некий объективный процесс, не зависящий ни от каких внешних вмешательств?

А дело в том, что никакого "левого движения", в надлежащем смысле этого слова, у нас с сáмой "перестройки", по большому счёту, не было и нет. А то, что есть, это ещё одно хитроумное изобретение психоинформационной войны – имитация левого движения, призванная замусоривать мозги патриотически настроенным гражданам и отвращать их от реальной борьбы за спасение и возрождение своего Социалистического Отечества.

Пусть простят меня присутствующие, но если не хотели этого слышать, не надо было вообще меня приглашать, ибо я об этом твержу с середины 90-х годов: имитационный характер нашего псевдолевого и псевдокоммунистического движения состоит, наиглавнейшим образом, в отказе констатировать объективное геополитическое положение страны как временно оккупированной силами и структурами транснационального империализма. Констатировать, и на этой констатации строить всю дальнейшую освободительную борьбу.