Секретарь-координатор
Большевистской платформы в КПСС,
канд.
филос. наук
Т.ХАБАРОВА
СТАЛИНСКАЯ ПРОТИВОЗАТРАТНАЯ ЭКОНОМИКА
И РОЛЬ
КОЛЛЕКТИВИЗАЦИИ СЕЛА В ЕЁ ФОРМИРОВАНИИ
Выступление
на
научно-практической конференции МГО ВКПБ
"И.В.Сталин
и коллективизация в СССР"
Москва, 20 декабря
УВАЖАЕМЫЕ
ТОВАРИЩИ,
на нашем недавнем политклубе, который
проходил 4 декабря здесь же, на Харитоньевском, и мы посвятили его так же
И.В.Сталину, это было наше юбилейное сталинское мероприятие,– так вот, мною там
был произнесён своего рода зарок: что больше я в своих выступлениях не буду в
подробностях растолковывать про сталинскую экономическую модель, как она
устроена и как функционировала. Ибо за двадцать лет, что существует наше
комдвижение,– начиная с так называемой "неформалки" конца 1980-х
годов (и добавлю, моей статьи в "Коммунисте" в январе 1988г.),–
столько за это время было всего на эту тему наговорено, да и опубликовано,
пусть и не в самых "громких"
изданиях, что остаётся лишь поражаться,– почему, в силу каких странных причин
это так упорно не воспринимается. Почему для идеологов нашего коммунистического
сообщества, молчу уже о рядовых членах, конструкция и самая суть одного из
удивительнейших творений сталинского гения стойко продолжают пребывать книгой
за семью печатями,– но вовсе не предметом живейшего интереса и пристального
изучения, как (вроде бы) следовало ожидать?
Ссылаются на Рузвельта, на Дэн Сяопина, НЭП
с языка не сходит; мы, что же, в нашем пост-оккупационном социалистическом
будущем собираемся экономику строить не по Сталину? К чему тогда все нынешние
празднества и славословия?
Вот
и получается, что зарок мой, как ни верти, оказывается в какой-то его части
преждевременным, и обнаруживается явная нужда ко всем этим сюжетам снова и
снова возвращаться.
Ведь
бытует и такой вариант всей этой путаницы, ещё не лучше: мол, вот Китай; они
как раз по сталинской модели и живут, потому и процветают; у них там и рынок, и
план.
Ну,
все ли в Китае так уж процветают, это отдельный вопрос. А что касается рынка и
плана, то они сейчас по всему миру – рынок и план. В капстранах кто только не
планирует: и государство, и частные компании, и транснациональные корпорации.
Существо
и всемирноисторическая "специфика" сталинской модели не в том, что в
ней состыкованы рынок и план, а в том, что в ней, впервые в истории, обобществлён и упорядоченно передаётся
людям труда вырабатываемый в совместном производстве прибавочный продукт.
Сталинская модель и есть объективно откристаллизовавшийся механизм такого
обобществления и такой передачи.
Вся сложность и даже более, чем сложность,–
коварство, каверзность возникающей здесь проблемы заключены в том, что передать труду (распределить по труду)
можно только то, что по труду же и сформировано. Нельзя "распределить по
труду" частнокапиталистическую прибыль, которая формируется,– как
известно,– в пропорции не к затраченному труду, а к капиталу. Из этого ничего
не получится. Распределять "по труду" произведённый прибавочный
продукт, или доход, это значит так реструктурировать всю экономику, чтобы в ней
произошла смена главного
доходообразующего фактора: чтобы доходообразующим фактором в ней
открыто, эксплицитно сделался не капитал, но,– как и Маркс учил,– живой труд.
Живой
труд, а не труд "капитализированный", овеществлённый, должен был
начать "отцеживать" из общественно-производственного процесса,
"осаждать" на себе создаваемую в народном хозяйстве стоимость
прибавочного продукта.
Легко
сказать, но как этого достичь?
Овеществлённый
труд фигурирует в народнохозяйственном процессе в двух ипостасях: как
собственно "капитал", т.е. денежная сумма, инвестируемая в
определённое предприятие, и как материализация этой суммы, т.е. само это
предприятие, оборудованное надлежащим машинным парком.
Поскольку
любая прибыль, любой доход могут быть извлечены лишь на соответствующем рынке,
то для кажимостного "плодоношения" овеществлённого труда, в обеих его
ипостасях, должны существовать: инвестиционный рынок и рынок средств
производства, производственных основных фондов. (Естественно, и непроизводственные
основные фонды неизбежно сюда же попадут.)
Но
на существовании обоих этих рынков поставила крест национализация крупной
собственности. Овеществлённому труду в складывающейся социалистической
экономике негде стало "налеплять" на себя общественный чистый доход в
денежной форме. Чистый доход, вырабатываемый в производстве средств
производства, отныне должен был учитываться, в преобладающей его части, в
безденежной форме: в форме экономии затрат, или снижения себестоимости
продукции.
Кстати,
мы – Съезд граждан СССР – в разработанном нами ещё в 1997г. проекте новой
редакции Конституции СССР, где на конституционном уровне закреплена, целиком
прописана именно сталинская экономическая модель,– мы там предложили учитывать
снижение себестоимости не только у предприятия-изготовителя, но и у
"соседа справа", т.е. у предприятия, где изготовленная продукция
фактически применяется.
Товарищи,
мы с вами понимаем, конечно, что излагать здесь в деталях историю становления
двухмасштабной системы цен (другое название сталинской модели) я не могу. Я
обрисовываю только её концептуальный каркас, чтобы далее связать всё это с
темой сегодняшней конференции. Но тем, кто заинтересуется соответствующей
конкретикой или захочет освежить её в памяти, рекомендую воспользоваться
случаем и приобрести 11-й номер нашей газеты "Советы граждан СССР",
где опубликована большая (и скажу прямо – удачная) моя статья с подробнейшим
разбором всей этой фабулы.
Итак,
как результат массированного снижения себестоимости от одной хозяйствующей ячейки
к другой, а также и как результат ликвидации инвестиционного рынка, т.е.
устранения коммерческих и прочих атавистических перегородок между ячейками, у
нас по общественно-производственному целому прокатывается своеобразная
"волна эффективности".
И
выкатывается она – куда? На единственный, ещё сохраняющийся при социализме,
действительный товарный рынок: рынок предметов народного потребления. И вот
здесь накопленная в отрицательной, безденежной форме экономия превращается в
реальный, бюджетный денежный доход: в "централизованный чистый доход
государства". Часть этих средств оставалась в распоряжении государства и
шла на покрытие различных бюджетных нужд, в
том числе и на создание фондов неоплачиваемого общественного
потребления: той самой бесплатной медицины, бесплатного образования,– всего
спектра типично социалистических благ, которые как раз отсюда и
финансировались.
Другая же часть,– как мы чуть выше
говорили,– прямиком передавалась, вот именно, труду
(или распределялась по труду), т.е. за счёт этой части
централизованного чистого дохода государства осуществлялись регулярные крупные
снижения базовых розничных цен. Подчёркиваю,– базовых; на
основные продукты питания, а не так, как нынче некоторые писаки изображают,– на
всякую, мол, заваль, на залежалый товар. От снижения опорных розничных цен
выигрывали все, вся масса трудящихся, причём в первую очередь малообеспеченные,
поскольку их жизненный уровень в наибольшей мере зависит от цен на хлеб,
молоко, картофель, мясо и прочее. Вот это и было справедливое распределение
совокупного общественного дохода по труду, ибо свою выгоду получал
каждый, кто трудился, или готовился к труду, или пребывал на заслуженном
отдыхе.
Следует также принимать во внимание, что ещё
одним каналом распределения по труду являлась и система предоставления
неоплачиваемых социальных благ.
Возможным же всё это становилось потому,–
как опять-таки отмечалось выше,– что был найден способ формировать совокупный общественный доход по труду. Ведь он,
доход, хотя и не всецело, но в существеннейшей степени аккумулировался в ценах
товаропотребительского рынка. Но предметы народного потребления суть средства воспроизводства рабочей силы,
и как таковые, они единственно мыслимые заместители и представители живого
труда в сфере товарно-денежных отношений. Ведь труд сам по себе не имеет ни стоимости,
ни цены. Стоимость и цену имеет только товар "рабочая сила". В
обществе, где рабочая сила перестала быть товаром, объём поглощённого в
народном хозяйстве живого труда определяется объёмом потребительских средств,
пошедших на его воспроизводство.
Теперь, где всю эту механику может серьёзно
заклинить?
На стыке между промышленностью и сельским
хозяйством, поскольку здесь меняется форма собственности.
Допустим, что у нас в аграрном секторе
действуют те же фермеры, пресловутые, или хотя бы и кооперативы, но являющиеся
собственниками средств производства. Они же всю эту нашу "волну
эффективности", идущую от промышленности обобществлённой, вмиг перерубят.
Почему? Потому что они должны будут через цены на сельскохозяйственную
продукцию возместить свои затраты на приобретение и содержание средств
производства, техники. Им ведь тоже,– раз они самостоятельные собственники,–
технику никто по трансфертной, себестоимостной цене не продаст. А
сельскохозяйственная продукция, она ведь решающий источник сырья для
производства товаров народного потребления.
Вот, как говорится, и приехали. Т.е., помимо
всех прочих необходимостей коллективизации, она была абсолютно необходима ещё и
в широком политэкономическом плане, ибо без неё оказался бы неосуществим весь
замысел, вся идея и концепция социалистической экономики как экономики, где
главным доходообразующим фактором служит труд и где ему же, труду, не на
словах, а на деле, через систему материальных внутрихозяйственных отношений поступает
произведённое общественное богатство.
Причём, коллективизация нужна была именно
сталинская, сопровождаемая созданием МТС, потому что через машинно-тракторные
станции государство берёт на себя основную нагрузку по техническому обеспечению
сельского хозяйства. Благодаря этому на себестоимость аграрной продукции не
ложится тяжесть возмещения технико-производственных затрат, а это, в свою
очередь, и открывает путь к политике снижения потребительских цен.
Вся эта схематика,– как представляется,–
отнюдь не только наша история, но, безусловно, и наше будущее. Село придётся
возрождать, по освобождении страны и возвращении к социализму, а как его
возродишь, после такой разрухи, не прибегая к мерам широкомасштабной
государственной поддержки,– этого, я думаю, никто сказать не сможет.
Как индустриализация, так и коллективизация
– это наше социоинженерное "ноу-хау", это не какой-то замшелый
вчерашний день, а прорывная социальная технология. Этот опыт надо изучать,
защищать от клеветы, очищать от искажающих наслоений, и можно не сомневаться,
что мы ещё увидим, как он снова входит в нашу жизнь, органично и востребованно,
и вносит свой вклад в построение более совершенного общества на нашей земле.