Кандидат философских наук

Т.ХАБАРОВА

Москва, ноябрь 1989 г.

КОНКРЕТНО-ИСТОРИЧЕСКАЯ

ОБУСЛОВЛЕННОСТЬ

РЫНОЧНЫХ (ТОВАРНО-ДЕНЕЖНЫХ)

ОТНОШЕНИЙ:

К ПРОБЛЕМЕ "СОЗДАНИЯ

СОЦИАЛИСТИЧЕСКОГО РЫНКА"

При решении вопроса, который сегодня обычно формулируется как "соотношение плана и рынка", следует принимать во внимание такой важнейший методологический принцип марксизма, как исторический подход.

Мы легко соглашаемся, что исторически изменчивы структуры государственной власти, формы собственности. Но почему-то до сих пор останавливаемся, словно перед каким-то непреодолимым барьером, перед мыслью о точно такой же изменчивости системы товарно-денежных отношений.

Между тем, суть стоящей перед нами проблемы не в том, чтобы найти некое "правильное" сочетание "плана и рынка", но скорее в том, чтобы определить ту форму (модификацию) отношения стоимости, которая исторически адекватна социалистической форме собственности и, стаю быть, наиболее работоспособна "в паре" с этой последней.

Точно так же, как на разных ступенях развития человеческой цивилизации мы наблюдаем различные формы общественной планомерности, от сооружения ирригационных систем древности до высокоорганизованной планомерности капитализма и затем социализма,– точно так же разным общественным укладам соответствуют и исторически усложняющиеся конструкции "рынка", стоимостных взаимосвязей.

Чтобы понять, как должен выглядеть "социалистический рынок", нужно вкратце обрисовать, что такое социализм. Для этого, опять-таки, полезно вспомнить то указание основоположников марксизма, что всякий класс, приходя к власти, делает становым хребтом всей институционально-правовой структуры общества, институционализирует определённое характерное для него отношение. Так, класс феодалов институционализирует земельную собственность, класс буржуазии – частную собственность на материально-технические предпосылки производства. Рабочий класс, утверждаясь у власти, институционализирует единственное и наиглавнейшее своё достояние – способность к труду, т.е. стержнем институционально-правовой системы становится право на труд.

Это значит, что рабочая сила "уводится" с рынка, поступает под охрану и защиту государства, вопросы применения труда становятся предметом государственно-правового регулирования. В принципе создаются условия для прекращения "товарного", вещного, грубо утилитарного отношения к трудящемуся человеку, для замены "ресурсного" подхода к работнику отношением к нему как к самоценной личности. Открывающаяся перспектива воплощения этого антиэксплуататорского принципа в жизнь представляет собой огромное, всоемирноисторическое достижение, которое не может быть перечёркнуто преходящими несовершенствами реально возникшего социализма, его "болезнями роста".

Итак, с социалистического рынка "ушёл" товар "рабочая сила". Но следом за рабочей силой с рынка должны "уйти" и средства производства, поскольку при невозможности прикупить к ним рабочую силу, им тоже на рынке оставаться незачем. Мы хотим всячески обратить внимание на данное обстоятельство,– что государственная собственность на средства производства при социализме, это в общем-то не исходный пункт, как обычно у нас полагают, но скорее следствие разобранной выше "институционализации труда".

Стало быть, на социалистическом рынке нет товара "рабочая сила", отсутствует развитая товарная форма средств производства. Единственным полноценным и полнокровным видом товаров для социалистического рынка являются предметы народного потребления. Необходимо подчеркнуть, что такая модель рыночных отношений является не "ущербной", не "усечённой", но как раз исторически наиболее совершенной, сущностной их моделью, по достижении которой прогрессирующее развитие товарно-денежных взаимосвязей упирается в свой "потолок" и начинается их постепенное "самоизживание".

В самом деле, потеря средствами производства развитой товарной формы означает, что их цена определяется в большей мере не прибылью, которую можно выручить при их продаже, а себестоимостью. Основная масса чистого дохода общества, таким образом, перемещается в цены на товары народного потребления. Но товары народного потребления являются прямым и единственно мыслимым стоимостным "заместителем" живого труда. Очевидно, что именно живой труд оказывается в этой схеме главным доходообразующим фактором экономического процесса. Но тем самым выходит на поверхность экономической действительности и институционально закрепляется та глубинная, основополагающая истина,– затемнённая во всех предыдущих формациях,– что только живой труд является создателем стоимости прибавочного продукта и внутренним "мотором" экономического развития.

Зависимость цен на средства производства в большей степени от себестоимости, чем от прибыли ("тяготение" их как бы к нижнему пределу, задаваемому себестоимостью, а не к верхнему, задаваемому возможной величиной прибыли), позволяет правильно наметить, в целом, политику оптовых цен в социалистическом плановом хозяйстве. Если могут быть разные мнения по поводу того, "что делать" с прибылью, то относительно себестоимости мнение может быть только одно: она должна снижаться, снижаться и ещё раз снижаться. Установка на низкие, постоянно и неуклонно снижающиеся оптовые цены "давит" в нужном направлении на производителя, побуждая его отыскивать новые и новые резервы и пути снижения себестоимости, и выступает,– следовательно,– как аналог рыночной конкуренции капиталовложений в буржуазной экономике.

Показатель снижения себестоимости должен быть, таким образом, одним из главных планово-оценочных показателей при социалистическом хозяйствовании. Важно отметить при этом, что экономисты противозатратной школы (взгляды которых разделяет и автор настоящего сообщения) предлагают учитывать снижение себестоимости не только и не просто "у себя", но также и у потребителя выпускаемой продукции – "соседа справа".

Политика низких оптовых цен на средства производства позволила бы нам кардинально оздоровить и экономическую ситуацию в сельском хозяйстве. Ведь никому не секрет, что именно непрерывное, сплошь и рядом неоправданное удорожание техники и различных материальных средств, поставляемых селу, ведёт к росту себестоимости сельскохозяйственной продукции, к убыточности или малорентабельности значительного числа сельскохозяйственных предприятий. Это, в свою очередь, заставляет повышать закупочные цены, вводить всевозможные "надбавки" к ним, в результате возникает "перехлёст" закупочных цен над розничными и такое экономически нежелательное явление, как дотации. Избавляться от дотирования цен на основные продовольственные товары следует, по нашему убеждению, никак не по пути их повышения, но по пути обратного "отвода" закупочных цен за линию розничных, а это возможно только через резкое снижение себестоимости продукции сельского хозяйства на базе удешевления сельскохозяйственной техники и самого решительного усовершенствования её рабочих характеристик.

Наконец, что касается непосредственно розничных цен. Поскольку, как было уже сказано, в социалистической экономике товара "рабочая сила" нет вообще, а средства производства утрачивают развитую товарную форму, то именно уровень основных потребительских цен становится главным ценовым уровнем народного хозяйства и специфической критериальной величиной экономики – аналогом нормы прибыли на капитал при буржуазном укладе. По отношению к уровню основных розничных цен у нас должна действовать,– отсюда,– та же понижательная тенденция, что и по отношению к средней норме прибыли при капитализме. Иначе говоря, в условиях "социалистического рынка" именно "лаг" периодического (допустим, ежегодного) снижения опорных розничных цен должен выступать в качестве сознательно планируемого критерия народнохозяйственной эффективности.

Всё сказанное подразумевает, что работники и трудовые коллективы предприятий как группы "А", так и группы "Б" могут поощряться только за снижение материальных производственных затрат,– а не за их наращивание, как это имеет место сейчас. Должна быть разбита существующая ныне неконструктивная "сцепка" между фондом заработной платы и стоимостным объёмом выпуска продукции, поскольку такая зависимость "стимулирует" не высокопроизводительную работу и экономию ресурсов, а накручивание любыми средствами пресловутого "вала", в том числе через вздувание цен, вымывание дешёвых товаров, увеличение материалоёмкости изделий, фактическое торможение научно-технического прогресса. Труд должен оплачиваться, исходя из квалификации работника, сложности выполняемого им задания и качества исполнения порученного дела. Источником любых стимулирующих выплат может служить только сверхплановая экономия затрат,– но никоим образом не "сверхплановое" разбухание отпускной цены.

В материальном стимулировании следует также решительно усилить и очистить от наслоившихся формалистических искажений роль социалистического соревнования: распределять премиальные выплаты не грубо уравнительно, как это делается в настоящее время, а в прямой и чувствительной зависимости от занятого в соревновании места.

Таковы, вкратце, характерные черты функционирования механизма "социалистического рынка" в столь важных, решающих областях экономики, как ценообразование и оплата труда. Из вышеизложенного,– как мы надеемся,– до-статочно хорошо видно, насколько несправедливы обвинения в адрес учёных противозатратного направления, якобы они все сплошь являются какими-то принципиальными "антитоварниками". Снова повторим: всё дело в том, что категории "товар", "стоимость", "рынок" и т.п. исторически динамичны, изменчивы; в разные исторические эпохи "товары" и их циркулирующие в экономике совокупности выглядят совершенно по-разному. Не надо приписывать нам всякие глупости, вроде того, что мы выступаем вообще "против" каких бы то ни было стоимостных отношений. Мы выступаем только против того, чтобы оперировать стоимостными отношениями схоластически, в отрыве от конкретно-исторических условий их реального существования и действия,– против того, например, чтобы социализму навязывать товарно-денежные отношения не в адекватной ему исторической форме, а в той, в которой товар и стоимость существуют исключительно лишь при капиталистическом строе. Такое подсовывание не может привести к решению проблем социалистического развития, оно только усугубляет их и загоняет наше народное хозяйство всё дальше и дальше в кризисный тупик.

Если теперь под вышеозначенным углом зрения взглянуть на экономическую историю Советского государства, то сразу, можно сказать, проясняется и прошлое её, и настоящее, и будущее, и легко подметить, что вся она представляла собой один грандиозный процесс поисков надлежащего конкретно-исторического взаимосоответствия между социалистическим (прежде всего государственным) способом присвоения средств производства и используемыми стоимостными, рыночными формами. Так, во время военного коммунизма попытались "обойтись" вовсе без товарно-денежных отношений. В период же нэпа "вернули" их, но в единственно возможной тогда – т.е., буржуазной – модификации. Специально же социалистическая модификация стоимости,– как мы убедились,– была постепенно нащупана, в общих её чертах, к концу 1940-х – началу 1950-х годов и на исторически "доставшемся" ей кратком отрезке (1947– 1954гг.) успешно показала свою высокую работоспособность. Это и был достаточно чёткий эскиз подлинного социалистического рынка: высокая эффективность производства, "двузначные" темпы роста при полной занятости, экономическая независимость от иностранного капитала, убедительная развитость социальной сферы, в первую очередь здравоохранения, народного образования, ежегодное ощутимое снижение цен на основные потребительские товары, на этой базе быстрый подъём реальных доходов населения, сплачивавший, а вовсе не "разделявший" людей, не "отчуждавший" их от государства, но наоборот, вызывавший вдохновляющее чувство причастности к единому всенародному трудовому коллективу, к общему труду на благо своего Отечества.

Столь же ясен отсюда и корень всех наших сегодняшних бед: это не влияние зловредной "командно-административной системы", а не прекращавшиеся со второй половины 50-х годов упорные старания разрушить, демонтировать социалистическую модификацию стоимости, заменить элементы и узлы социалистического рыночного механизма элементами и узлами рынка капиталистического. Так, в результате "хозяйственной реформы" 1965 –  1967гг. в экономику оказался протащен, под названием "норматива эффективности капиталовложений", суррогат частнопредпринимательской "средней прибыли на капитал". Слов нет, прибыль на капитал – это весьма продуктивная экономическая схема, но ведь не во всякой же исторической обстановке. Для её нормального "срабатывания" нужен свободный перелив инвестиций, рынок капиталов (а значит, и труда),– иначе говоря, нужна частная собственность на средства производства. Соединение же капиталистических схем прибыле- и ценообразования с социалистической государственной собственностью – это нежизнеспособный, экономически безграмотно построенный симбиоз, и удивляться надо не тому, что это противоестественное сооружение "не работает", а скорее тому, что оно ухитрилось как-то просуществовать целых двадцать пять лет.

В отсутствие рыночной конкуренции капиталов попытка формировать прибыль "пропорционально фондам" оканчивается лишь тем, что она на практике формируется пропорционально затратам овеществлённого труда. Именно здесь,– а не в "командно-административной системе", опять-таки,– коренится первоисточник нынешнего затратного характера нашей экономики. С этим же связаны и прочие её болячки,– также, как наплыв в обращение "бестоварных" денег, "оправданием" которых служат не позитивные конечные итоги, не реальные плоды общественно-производственного процесса, но только сделанные по его ходу затраты, а отсюда инфляция, разбалансированность потребительского рынка, дефицитный госбюджет, дотационные "волдыри" над розничными ценами, вместо взимавшегося тут ранее налога с оборота, и т.д.

В создавшемся тупике "виновата" не социалистическая государственная собственность на средства производства как таковая, а то факт, что она три десятилетия лишена возможности работать в сочетании с той формой товарно-денежных  отношений, которая объективно-исторически соответствует социалистическому укладу. Стоящая перед нами задача, таким образом, может быть сформулирована как воссоздание социалистической модификации отношения стоимости: восстановление социалистического рынка, во всей его специфике, но ни в коем случае не механический перенос на нашу социально-историческую почву типично буржуазных, эксплуататорских рыночных структур. Социалистический рынок,– резюмируем коротко ещё раз,– это механизм поднятия благосостояния трудящихся не через инфляционное наращивание денежных доходов, неизбежно оказывающееся для огромного большинства фиктивным, а через систематическое снижение розничных цен. Важнейшим признаком социалистического рынка является отсутствие на нём купли-продажи рабочей силы, полная занятость трудового населения.

Прошлое не повторяется и не должно повторяться, но если говорить о "возвращении",– как это сейчас широко распространено,– то "вернуться" нам надо не в нэп, не в переходный от капитализма к социализму период, и тем паче не в частнособственническое общество "в чистом виде". "Возвращаться" следует в уже построенный социализм, до того как он был исковеркан и искорёжен "реформаторством" 50-х – 60-х годов, закономерно породившим стагнацию 70-х и кризисный срыв, который мы переживаем в настоящее время. Нам, действительно, только ещё предстоит "радикальная экономическая реформа", и заключаться она должна не в чём ином, как в полном и доскональном выкорчёвывании чужеродных социализму "нововведений", которые были внесены, главным образом, в 1965–1967 годах, застопорили на четверть века наш экономический прогресс, отбросили страну назад, а ныне со всей неприглядностью выявили свою изначальную антисоциалистическую тенденцию. Вот с какой реформой нам нужно очень и очень поторопиться, если мы намерены в будущем жить в мощной и процветающей державе, занимающей по всем показателям одно из первых мест в мире, а не в безнадёжно отставшем полуколониальном государстве, топчущемся где-то на задворках общемирового развития.