В Госплан СССР.

 

 

 

 

В 1979г. я обратилась в Госплан СССР с теоретическим материалом Способы "очистки" действующих планово-оценочных показателей: краткий базисный анализ, а также с развёрнутым теоретическим письмом на имя тогдашнего начальника отдела по внедрению новых методов планирования и экономического стимулирования тов. Н.Е.Дрогичинского. По указанным материалам между работниками Госплана СССР и мной состоялась беседа, в которой приняли участие Н.С.Большаков и Р.А.Отсасон. К сожалению, никаких конструктивных результатов встреча эта не принесла; подытожена она была таким образом, что товарищам из Госплана "есть о чём говорить" со мной, однако на очереди у них стоит выполнение известных решений по совершенствованию хозяйственного механизма от 12 июля 1979г.

С тех пор ход событий полностью подтвердил содержавшуюся,– в частности,– и в моих разработках всецело отрицательную оценку показателя чистой продукции (в любых его вариантах) как манипулятивной величины, не имеющей под собой прочной политэкономической платформы и способной лишь усугубить те нежелательные явления в народном хозяйстве, которые с её помощью надеялись устранить. Тем паче приходится выразить сожаление, что не отыскалось за истекшее время возможности продолжить хотя бы минимальный деловой контакт между нами; ведь какие же ещё могут быть более убедительные доказательства серьёзности и "неигнорируемости" предлагавшейся аргументации, как не то, что она позволила с точностью предугадать развитие реальной экономической обстановки?

 

И ещё большее сожаление вызывает тот факт, что вышеупомянутая аргументация нимало не утратила своей актуальности и по сей день (хотя мне как учёному, наверное, полагалось бы отчасти радоваться данному обстоятельству, ибо оно свидетельствует о проницательности и неконъюнктурности избранного подхода). И сегодня у нас повторяется, причём даже в расширившихся масштабах, коренной порок практически всех "новейших" экономико-управленческих преобразований, начиная чуть ли не от истории с совнархозами: предпринимаются самые радикальные, далеко идущие по своим последствиям "вмешательства" в функционирование экономического организма, а между тем должное их   политэкономическое  обоснование, как правило, целиком отсутствует, неясна их   концепция,  объединяющая идея, не показано место планируемого переустройства в общей логике развития социалистического производства, непонятно, насколько оно, переустройство это, необходимо и отвечает ли задачам текущего момента, равно как стратегической перспективе. Среди работников, выступающих от имени центральных экономических ведомств, считается,– по всей видимости,– ненужной "лирикой" прослеживать конкретную, содержательную связь принимаемых решений с определяющими,   сущностными  законами функционирования и развития нашей общественно-экономической формации – такими, в первую очередь, как принцип соответствия (базисных отношений производительным силам).[1] Со времён дискуссии конца 50-х годов остался висящим в воздухе фундаментальнейший вопрос о социалистической модификации стоимости; но много ли определённого и разумного можно сказать о той же прибыли (значит, и о цене), если нет внятного научного объяснения, по какой же, всё-таки, конкретно-исторической модификации стоимостных отношений она формируется? Пропорционально живому труду? Но тогда при чём тут отраслевые нормативы рентабельности в процентах к стоимости производственных фондов? Пропорционально фондам? Но тогда при чём тут Маркс?

Так, в своём опубликованном на-днях обширном интервью заместитель председателя Комиссии по совершенствованию управления, планирования и хозяйственного механизма тов. С.А.Ситарян[2] говорит о предприятиях, переходящих с 1 января 1987г. на "полный хозрасчёт": "В основу хозрасчётной деятельности этих трудовых коллективов положена прибыль, нормативный метод её распределения между государством, отраслью и предприятием".[3] Но ведь прибыль может совершенно по-разному формироваться, "налипать" на разнящиеся в корне между собой факторы производства, на живой труд или на овеществлённый,– и в зависимости от этого объективные общественно-экономические   результаты  её извлечения и дележа окажутся также совершенно противоположными! Что толку составлять подробные методики   распределения  прибыли, если неправильный способ её   формирования  в дальнейшем с лёгкостью "пустит под откос" все возлагаемые на неё упования и надежды? Между тем, не только С.А.Ситарян, но даже и бравший интервью Д.В.Валовой,– ранее неустанно повторявший, что новая стоимость создаётся только живым трудом,– странным образом, начисто как будто бы "забыли" о болезненно продолжающейся у нас   нерешённости  именно этой кардинальнейшей проблемы.

Со всей откровенностью хочу заметить в данной связи, что на фоне многословных разговоров о преодолении "старых подходов" и "прежних стереотипов" экономического мышления во всей своей унылой "красе" сохраняется и процветает наиболее одиозный среди этих негативных стереотипов: а именно, конъюнктурно-"кампанейское" отношение к больным, длительно не поддающимся решению вопросам, стремление (и прискорбное "умение") "во-время" от них отвернуться, загнать их внутрь нераспутанными, да ещё и "припечатать" молчаливо-безапелляционными запретами всякое упоминание о них. Но о каких "революционных" преобразованиях в экономике на столь порочной   концептуальной  основе может идти речь? Положа руку на сердце: разве на сегодняшний день   все  в государстве, в планирующих органах, в научном "корпусе" согласны с идеями "самофинансирования", "полного хозрасчета", с принципами так называемого "широкомасштабного эксперимента"? Почему же столь подозрительно и настораживающе "вдруг", "враз" умолкли в печати критические голоса? Принято на различных высокоавторитетных форумах? Но ведь и "высоты" эти,– увы,– при нынешнем уровне развития демократизма в стране далеко ещё не гарантированы от ошибок. Достаточно напомнить совсем недавнюю затею с переброской стока северных рек,– о чём первоначальное решение, как известно, тоже отнюдь не на низших этажах управленческой иерархии принималось. Между тем, намечаемые нынче "переброски" в экономической структуре нашего общества, в слишком значительной их части, по степени своей реальной марксистски-научной обоснованности вполне могут "соперничать" с вышеназванным проектом.

 

Сегодня, чтобы добиться каких-то действительно революционизирующих, действительно обновляющих сдвигов в нашем общественном развитии, и прежде всего в развитии экономическом, нужно,– по моему твёрдому и неизменному убеждению,– дать, наконец, однозначный и честный ответ на вопрос: почему, если аксиомой марксистской политэкономии является формирование стоимости прибавочного продукта при социализме в открытой, "эксплицитной" пропорции к затратам живого труда,– почему мы двадцать лет в теории и на практике упорно держимся предпосылки, будто и в социалистической экономике, аналогично буржуазной, главным продуцентом дохода служат производственные фонды? Почему игнорируются или приписываются разным вымышленным, надуманным причинам всецело разрушительные двадцатилетние последствия ориентации в нашем народном хозяйстве на эту антинаучную догму, по существу прямо бросающую вызов устоям марксизма в экономическом познании? Почему укореняется, канонизируется антиисторический взгляд на вещи, фактически предана забвению та азбучная истина, что имеющее место в капиталистических условиях стоимостное "плодоношение" фондов представляет собой вовсе не какое-то "имманентное" свойство овеществлённого труда, присущее ему, якобы, во всех без различия способах производства, но это есть атрибут, кажимостный эффект только лишь капиталистической модификации стоимости – эффект, которого практически   не было  в добуржуазных укладах и тем паче не должно быть в условиях социализма, где объективно господствует   своя , исторически более высокая структурность (модификация) товарно-денежных отношений, не связанная с отношением   эксплуатации  рабочей силы через элитарное, частнособственническое присвоение средств производства? Почему покинута на полпути, недобросовестно "размазана" наиважнейшая задача выяснения и детального, доказательного формулирования социалистической модификации стоимости, почему в качестве таковой нам (уже как нечто "само собой разумеющееся") двадцать лет подсовывают то тот, то другой из бесчисленных возможных вариантов "цены производства"? Почему отвергается с порога единственно,– казалось бы,– здравая и разумная в данном контексте мысль, что социалистической модификацией стоимости был вовсе не нэповский хозрасчёт,– приведший к "ценовым ножницам" и к общей кризисной ситуации в народном хозяйстве,– а ею была (и не могла не быть) именно и только та "конструкция" товарно-денежных отношений ("двухмасштабная система цен"), которая сложилась в эпоху полного и окончательного утверждения социализма в нашей стране и от которой неотделимы самые яркие, этапные наши победы на главнейших фронтах социалистического строительства? Разве не об этом свидетельствует непререкаемая экономическая "фактография" – статистические ряды цифр, неопровержимо демонстрирующие, что   никогда более  не было у нас столь благоприятной, жизнеспособной и мощной динамики народнохозяйственного развития, никогда мы не были столь близки к полностью интенсивному типу воспроизводства и к выходу на рубежи второй фазы коммунистической общественно-экономической формации, как в период развёрнутого действия "двухмасштабной системы цен",– которая впоследствии оказалась предвзято и огульно, с труднообъяснимым озлоблением "втоптана в грязь"?

Считаю,– овладевшее ныне рядом экономистов и хозяйственных руководителей стремление концептуально и организационно "вернуться в нэп" нельзя признать сколь-либо конструктивной теоретико-практической "позицией", всё это нуждается в самом серьёзном, причём вот именно   гласном  обсуждении, без размахивания "директивными документами" и без прочих заушательских "приёмов" отражения научной критики. То, что не выдерживает "света разума" и критериев опыта, доводов и требований науки, вошло в директивные документы по ошибке. Иного взгляда на сей предмет для марксистов нет и быть не может. А ошибку,– коль скоро она исчерпывающе выявляется уже на теоретико-"прогнозном", предварительном уровне,– совсем не зазорно на этом же уровне и поправить. Не обязательно каждый теоретически предсказуемый конфуз "моделировать" в натуре, на необъятных пространствах непосредственной народнохозяйственной действительности.

Странноватая "нэповская" ностальгия по существу противопоставляет переходный период в истории Советского государства – реально построенному социализму, исподволь создаёт двусмысленное и грубо нарушающее всю историческую перспективу впечатление, будто эпоха 30-х – 50-х годов, т.е. этап собственно возникновения в Советском Союзе социалистического общества как такового,– будто этап этот явился неким сплошным "отступлением от ленинских идей" (уродливо и едва ли не карикатурно обедняя при этом всю сокровищницу ленинского политэкономического поиска до "идеи продналога"). На самом же деле социализм в СССР был построен,– естественно,– не "вопреки" ленинским, а также и Марксовым предначертаниям, но в полном и победоносном соответствии с ними, как мощнейшее творческое развитие и зримо явленный апофеоз завещанных классиками принципов. Абсурдно представление, якобы переходный период и нэп были по своей производственно-отношенческой структуре "выше", нежели окончательно обрисовавшийся и утвердившийся на рубеже 40-х – 50-х годов социалистический строй. Социализм не мог укрепиться и развиться   без  надлежащего базисного, производственно-отношенческого фундамента, который бы органически включал в себя и нужную, объективно свойственную новому общественному устройству модификацию стоимостных закономерностей. Выявление этой объективно присущей социализму модификации стоимости и точный, почти завершённый к началу 50-х годов "перевод" её на язык конкретных народнохозяйственных связей составили огромное, всемирноисторическое по своей значимости достижение коммунистической партийной мысли и революционной практики. "Демонтаж" этого ценнейшего наследия и проповедь всевозможных, да будет напрямик сказано, нелепостей, вроде "возвращения в нэп" (почему тогда не в военный коммунизм, чем он хуже? или почему не сразу уж в 1913 год?),– всё это с широкой экономико-философской точки зрения, столь характерной во все времена для марксизма, есть абсолютно тупиковый путь. Мы этим тридцать лет занимаемся, и тридцать лет у нас экономические показатели, как количественные, так и структурно-качественные, катятся вниз.

Следует категорически отвергнуть уверения, будто беспрецедентная по своей длительности и, так сказать, злостности полоса "негативных явлений" в общественном производстве проистекла, мол, оттого, что мы во время совнархозовщины, а затем "реформы" 1965 года "возвратились в нэп" в недостаточной степени. Если бы и впрямь таким образом обстояло дело, то фактографическая картина у нас должна бы быть такова, что имелась (до совнархозов и "реформы") некая неблагоприятная динамика народнохозяйственных показателей, мы пытались её улучшить, но это нам не особенно удалось. Однако, в действительности-то было вовсе не то, что мы "плохую" динамику старались улучшить, да не смогли,– а то, что мы   отличную, вполне "здоровую", благоприятную динамику экономического роста грубо сломали на качественно противоположную.

Был   интенсивный  по основным, специфицирующим признакам тип воспроизводства – стал экстенсивный. Фондоотдача стабильно росла – примерно с 1958 года она неудержимо падает. Материалоёмкость продукции уменьшалась – теперь растёт. Рост производительности труда опережал темп роста заработной платы – стало всё наоборот. Вместо обещанного "экономного и рачительного" отношения к производственным фондам в народном хозяйстве образовались чудовищные залежи неиспользуемого добра общим счётом на полтораста миллиардов рублей![4] Потребительские цены систематически снижались – теперь лезут вверх. Дамке статистика рождаемости и смертности населения, и та с середины 60-х годов в некотором смысле изменила знак на обратный.[5] Закономерен вопрос к наиболее ревностным воздыхателям по нэпу и по "незаконченной"-де, "недостаточно радикальной" реформе 1965–1967гг.: если некий показатель до определённого вмешательства возрастал, а после начал падать, не логичней ли всё-таки заключить, что перемена эта с ним как раз из-за этого вмешательства и произошла? Почему, в силу какой непостижимой "логики" мы должны думать, что для исправления положения надо не устранять, а напротив, всячески "культивировать" фактор, который именно и превратил ситуацию из благополучной в неблагополучную?

 

Сопровождаемая настоящим письмом работа имела импульсом к своему появлению дискуссию по экономическим противоречиям социализма, идущую уже почти год в журнале "Вопросы экономики". Не хотелось бы, чтобы материалы эти показались в Госплане СССР излишне "теоретичными" для данного экономического органа: они представляют собой прямое развитие и уточнение тех наших "разговоров", которые, к сожалению, так и не были продолжены. Проблемы взаимосоотношения, в каждый рассматриваемый конкретно-исторический момент, базиса и производительных сил, уяснение того, что и от чего именно тут "отстаёт", что "ушло вперёд", что и с чем нужно структурно "согласовывать" и в чём такое "согласование" должно выражаться,– это вопросы не "слишком абстрактные" для планирующих инстанций в социалистической стране, а как раз те самые   общие,  без предварительного решения которых, по знаменитому указанию В.И.Ленина, нельзя браться и за решение "частных", непосредственно-практических. Снова и снова должна также подчеркнуть, что буквально не нахожу слов выразить недоумение по поводу того, как можно рассуждать о прибылях и ценах, устанавливать и перекраивать их в подобном беспредельном, всеобъемлющем "отвлечении" от вопроса о модификации стоимости, какое распространилось и возобладало в наших экономических ведомствах на сегодняшний день. К чему, например, плодить ещё одного заранее нежизнеспособного экономического уродца – "фактическую чистую продукцию", по-смешному заверять, якобы она отличается от "нормативной чистой", как "конь от ёжика"/!/[6], тратить время на её "опробование", когда априори известно, что входящая в состав   любой  "чистой продукции" фондовая прибыль, противопоказанная социализму по своей базисной структуре, с неизбежностью сделает результаты её применения столь же экономически бессвязными и бессмысленными, как это и обнаружилось уже в истории с НЧП?

Но, опять-таки, и о функционировании такого фундаментальнейшего базисного узла, как принцип формирования стоимости прибавочного продукта, о его последовательных исторических видоизменениях нельзя ничего узнать, не обращаясь к закону соответствия и к общей взаимной "диспозиции", в данный момент, базисных отношений и производительных сил как определяющих, ограничивающих сторон, "противочленов" способа производства.

Выражаю надежду, что сказанное будет услышано и разумно, по-деловому воспринято, что не повторится ставшая,– к великому прискорбию,– "привычной", прочно закалившаяся против всяких "перестроек" картина, когда взывают об острой нехватке "подлинно проблемных", "подлинно концептуальных" разработок – и в то же время   именно такие  разработки летят с порога их авторам назад, когда требуют от науки предвидящего, прогнозирующего бесстрашия – и в то же время остаются "гласом вопиющего в пустыне" именно те предостережения о возможных промахах, именно тот анализ, который предлагается не   после  совершения очередной ошибки, но   до  того, как её только ещё намереваются совершить.

 

 

Кандидат

философских наук

 

 

7 января 1987г.

 

 

Москва, 127322 ул. Милашенкова, 13, корп.1, кв.68.

Тел. (дом.) 210.56.83. Хабарова Татьяна Михайловна.

 

 

Приложение: рукопись

Сдвинуть с "мёртвой" отметки обсуждение проблемы объективных общественно-экономических противоречий при социализме (47 стр.).