В редакцию газеты "ПРАВДА" –
–
тов. А. ЧЕКАЛИНУ.
Уважаемый
тов. А.Чекалин!
Меня
неприятно и больно поразила Ваша статья, хотя,– скажу, несколько забегая
вперёд,– с основным её содержанием я практически целиком согласна и поддерживаю
Ваше выступление. Но дело вот в чём: а "Правда" сама тут уж вовсе без
греха?
Причина
многолетней мизерной отдачи и политэкономии нашей, да и других общественных
наук, хотя бы той же философии, которая схоластизировалась настолько, что о ней
как о концептуальной основе
практической политики партии широкая аудитория (и сама партия,
наверное) давно и намертво забыла,– причина здесь в распространении далеко не
бескорыстного внутринаучного и околонаучного приспособленчества, когда
разработка научных теорий из "дела чести" и служения истине
превращается для определённых групп учёных в средство "элитного"
жизненного благоустройства. Искусственно, путём жесточайшего подавления
сколь-либо серьёзного и "опасного" разномыслия создаются дутые
"научные" репутации, улавливаются и услужливо
"онаучиваются" пожелания, пристрастия, а то и вовсе фантазии
высокопоставленных руководителей, на волне их благоволения захватываются
крупные административные посты в науке, приобретаются престижные звания.
Полугласная магическая аура "советника ЦК" делает из оборотистого,
извините, махинатора с нулевым собственно-научным багажом недосягаемое
"научное" светило.
И
вот уже, глядишь,– разработка конкретно-практической партийной стратегии в той
или иной сфере на текущем этапе – всё это опять оказалось, по существу сдано на
откуп даже не "узкому кругу" руководителей, это бы ещё полбеды, но
непроницаемой и некритикуемой, нередко анонимной и ни за что не отвечающей
группке интеллектуально бесплодных "оракулов", главное
"дарование" которых заключается в непревзойдённом умении держать нос
по ветру и "своевременно" избавляться, при этом не стесняясь в
средствах, от подлинно ищущих и подлинно думающих, гражданственно настроенных
оппонентов.
Статус
"советника верхов",– мне давно хотелось об этом поднять разговор,– у
нас излишне щедро вознаграждается, в числе прочего, и такой малопонятной,
иррациональной со всех точек зрения "привилегией", как абсолютная
некритикуемость. Если бы только "золотым дождём" материальных благ! В
конце концов, и вполне толковый специалист может быть неравнодушен к деньгам, почестям, вольным зарубежным поездкам.
Но некритикуемость – приманка особой пробы. B сущности, это уже способ не
просто получить щедрое вознаграждение за успешную, ценную для правительства
научную деятельность, но – способ создать видимость, ореол "ценной и
успешной научной деятельности" на пустом, как говорится, месте, где
зачастую никаких реальных предпосылок для этого нет. Своего рода способ
"гарантированно" утвердиться в амплуа "крупнейшего
учёного", будучи подчас всего лишь конъюнктурствующим манипулятором и
стяжателем "от науки". Вот и давайте взглянем, наконец, трезвыми
глазами на то, какого сорта публику неодолимо притягивает этот
"магнит",– и мало сказать притягивает, но фактически безраздельно
вручает ей "тайные рычаги" принятия ответственнейших решений, от
которых нередко зависит жизненное благополучие десятков миллионов людей. Не
буду уж произносить тут "обидных" слов, но каждый из нас,
"рядовых" учёных- -обществоведов,
без долгих размышлений, с ходу назовёт до дюжины фамилий академиков и
членкорров, чьё "научное" реноме зиждется не на выдающихся
теоретических способностях, а на "способности",– единственно,– ловить
политическую конъюнктуру и окружать своё персональное мнение атмосферой
недискутируемости и неприкосновенности.
Среди западных государственных деятелей любой вам точно укажет
фамилию учёного, чьими экономическими или политическими теориями он в данный
момент руководствуется, никому и в голову-то не придёт этого скрывать. И нам
также нужно решительнейшим образом отказаться от репрессивной и глубоко
"тормозной" по своей внутренней сути формулы: "партия выработала
такую-то концепцию". Ведь всем понятно, что "партия" как таковая
концепций не вырабатывает, она берёт на вооружение идеи, теории, разработанные
какими-то конкретными, совершенно определёнными людьми. Так зачем же,
собственно, "натягивать" авторитет и престиж партии на личный
авторитет того или иного теоретика, зачем их отождествлять? Разделить,
обособить их было бы куда разумней, солидней и конструктивней.
Автор далеко идущих зкономико-политических рекомендаций должен
быть всем известен и хорошо "виден". Поистине, трудно даже
перечислить все преимущества, которые мы приобретём в результате вот такой
"нормализации" положения вещей с разработкой теоретических основ
партийного политико-стратегического курса. Сразу будет покончено с
"обезличкой" и безответственностью в столь важной области всей нашей
общественной жизни. Впредь навсегда окажутся исключены позорные ситуации, когда
кучка самонадеянных и беспринципных невежд, выдавая свои домыслы за плоды
коллективного вдохновения партии, втравляет страну в безмозглые, заведомо
тупиковые "реформы", в графоманское "законотворчество" или
во внешнеполитические авантюры типа Афганистана. Предлагаемые экономико-политические
решения сами собою станут доступны критике, широкому общественному обсуждению:
ведь одно дело – критиковать "партию", которая "выработала
концепцию", и совсем другое – критиковать конкретного Иванова или Петрова,
который отважился претендовать на роль концептуального "архитектора"
современной партийной платформы.
С другой стороны, развёртывающаяся дискуссия в своей
"рабочей" стадии не будет всуе, что называется, затрагивать партию и
её руководство: тут автор намечающейся концепции пусть пока
"отдувается" сам. Вот когда он отобьёт все "атаки",
Генеральный секретарь (допустим) может спокойно, открыто и с достоинством
объявить, что отныне опирается на предложения теоретика, сильнее которого,– как
все убедились,– никого нет на сей день в стране. Ей-богу, это не в пример
дальновидней, нежели заранее, "авансом" покрывать авторитетом
Генерального секретаря разные скороспелые "теоретические" изделия,–
которые, если их лишить этого "высочайшего" прикрытия, потерпели бы
фиаско в первом же серьёзном полемическом "сражении". Следует учесть
и то существеннейшее обстоятельство, что подобный порядок прочно преградит
"путь наверх" заведомой посредственности и пронырливой бездарности:
принародно взять на себя всю полноту возможной ответственности за обоснование
государственно-значимого проблемного решения – это явно нечто иное, чем нашёптывать
за кулисами, будучи надёжно застрахованным от критического "обстрела"
и уверенным в безнаказанности в случае провала. "Советнички", ощутимо
дискредитировавшие себя на какой-то негодной затее,– как это убедительно
показал недавно А.Салуцкий на примере Т.Заславской и А.Аганбегяна,– не
превозносили бы с важным видом всё новые и новые сомнительные прожекты. В
статусе "эксперта Кремля" фигурировал бы настоящий учёный, смелый и
"грозный" для соперников в честном бою полемист, а не успешно сделавший
матримониальную "карьеру" зять высокопоставленной персоны (ведь и
такое, увы, бывает).
Словом, надо в этом вопросе отбросить все ложные колебания: как
это мы будем говорить, что не "партия" сотворила на очередном съезде
или пленуме очередную "великую" и "всемирноисторическую"
философему, но что мы положились на исследования такого-то и такого-то учёного?
Да очень просто и логично всё это будет. Хотелось бы сказать партийному руководству:
вы ведь и сейчас делаете то же самое. Только, принимая на себя научное
авторство от имени "партии", заранее выводите теорию, на которой
остановились, из-под всякой критической коррекции, выдаёте развращающее
априорное "отпущение грехов" её действительному
создателю, отождествляете, неизвестно
зачем, престиж всего союза коммунистов с "престижем" частного лица,
которое вполне ещё может оказаться научным банкротом. А потом получается, что
вы, вместо того чтобы по-серьёзному, по-деловому разобраться в обнаружившихся
ошибках и быстро их поправить,– вы вынуждены покрывать этих банкротов (ведь
"партия" не ошибается!) и всю их путаницу взваливать также на себя.
Кому же это,– позвольте спросить,– нужно? Партии? Народу? Кончать с этим надо,
с этой закулисной "концептуальной" диктатурой людей, которым никто в стране не доверял той огромной
фактической власти, какая сосредоточивается, в последнем итоге, у них в
руках. И никто бы им никогда ничего не доверил, если бы они свой путь к этой
власти попытались пройти "на глазах у всех", нормальным демократическим, вот именно, способом. А не теми
потаёнными закулисными извивами, как это практически делается сегодня.
В заключение хочу немного задержаться на том, с чего начиналось
моё письмо,– на весьма и весьма прискорбной роли прессы, в том числе и
"Правды", в неуклонно продолжающейся и по сей день "канонизации
святых" там, где место должна иметь только
совершенно свободная и
беспрепятственная, без всякой табели о рангах, идейно-теоретическая дискуссии.
Вы, тов. Чекалин, напомнили о былых славословиях многих и многих
научных работников в честь "нормативной чистой продукции". Не отрицая
заслуги В.Селюнина в "разоблачении" этого показателя, хотела бы
заметить, что непригодность и неконструктивность для социалистического
хозяйствования критерия "чистой продукции", причём в любых его вариантах,
неопровержимо открывается грамотному марксистскому анализу и сугубо
теоретически, до всякой
практической проверки. Сумма заработной платы и "фондовой" прибыли, как
ею ни верти, имеет какой-то смысл лишь в условиях рыночной конкуренции всех
основных производственных факторов, включая и живой труд. При общественной же
собственности на средства производства это величина всецело манипулятивная, и возлагаемые на неё надежды
беспочвенны. Об этом я и писала в работе Способы
"очистки" действующих планово-оценочных показателей,
отосланной мною в "Правду" в
мае 1979г., ещё до
принятия в том же году известных июльских постановлений. Газета ту мою
разработку игнорировала, а ведь в конечном счёте правота оказалась целиком на
моей стороне. Кстати, обращалась я и непосредственно к Д.Валовому (письмо,
датированное сентябрём 1979г.); но Д.Валовой в то время пел громогласные
дифирамбы "нормативной чистой" и моё обращение также игнорировал
(справедливости ради упомяну, что вместо него со мной беседовал в ноябре 1979г.
С.Г.Родин).
А теперь прикинем, насколько более здраво, эффективно и
плодотворно протекал бы у нас весь научно-экономический процесс, если бы было
взято за незыблемое правило: в непременном порядке предавать гласности, в ходе
подготовки и принятия крупномасштабных народнохозяйственных решений, также и резко критическую, отрицательную точку
зрения, "отрицательно предупреждающий" прогноз,– как бы
"неуместно" и "одиноко" он в тот момент ни выглядел. Прежде
всего, очень скоро стало бы досконально ясно, "кто есть кто" в науке.
Поумерили бы свой пыл присяжные панегиристы, которые нынче столь наловчились
свою научную близорукость и непредусмотрительность изображать задним числом как
некое коллективное затмение: что поделаешь, мол, все ошиблись, никто не мог
предугадать. А ведь в действительности-то его, этого коллективного затмения, не
было. Не было и в случае с НЧП, и во множестве подобных же коллизий. Было
совсем другое: что люди, не обладающие достаточной широтой мышления, оголённо
силовыми "методами" принижали
до себя общий реальный уровень советской науки, противясь своевременной огласке
мнения своих оппонентов. Ведь, перефразируя популярный ныне афоризм,– без меня
и без тех, кто думал аналогично, но так же не получил возможности высказаться,
без нас наука "не полна". А с
нами – с нами, выходит, наука-то наша прекрасно знала, знала с самого начала, что упования, к примеру, на ту
же "нормативную чистую" ни к чему толковому не приведут. Как бы, тов.
Чекалин, постараться вот эту "зрячую часть" нашей обществоведческой
мысли не загонять по-дурацки в подполье, но извлечь из неё всю ту огромную пользу,
которую она может, должна и предназначена приносить народу, государству,
социалистическому строительству в Советской стране?
Продемонстрирую ещё один пример,– один, подчеркну, из печально
протяжённого ряда совершенно таких же, ничем от него не отличающихся.
B 1984г. я выступила против теоретических построений находившегося
тогда в зените своей, как говорится, славы Р.Косолапова, и в связи с его
появившейся в "Правде" статьёй[1]
представила в вашу газету полемический материал Вывести трактовку вопроса о противоречиях при социализме на
правильный, практически плодотворный путь (ноябрь 1984г.) Так же, как и
редакции "Правды", мне,– простите за откровенность,– никем не было
гарантировано, что К.У.Черненко через несколько месяцев умрёт. Газета "в
ужасе" промолчала в ответ на мою работу. Между тем, там можно прочитать,
хотя бы, следующее (посмотрите в архиве,– а вдруг ещё не успели уничтожить?):
"… польский кризис структурно
остался не разрешён, он просто временно
"задавлен", загнан внутрь посредством оружия; а это значит, что
конфликт может,– тоже своеобразно "усовершенствовавшись" и
"поднабравшись сил",– с удвоенной остротой вспыхнуть в каком-либо
другом государстве социалистического лагеря, ибо мир социализма имманентно,
объективно един, и независимо от
внешних, "видимых" отношений между его членами, происходящее с одним
из них тут же "неисповедимыми путями" отражается на всех
прочих."
"... подход с позиций
закона соответствия (как основного, детерминантного противоречия
коммунистической общественно-экономической формации, включая и её первую фазу)
позволяет охватить одним взглядом развитие всей
совокупности социалистических государств, уловить несомненную
внутреннюю взаимосвязь и последовательность упорно возобновляющихся кризисных
явлений ..., предугадать возможное дальнейшее распространение этого
нежелательного процесса и облик, какой он примет, установить его
долговременные, сущностно-структурные причины, а отсюда и рекомендовать достаточно
конкретные политические и экономические меры по преодолению затяжного, всеми
отчётливо ощущаемого "торможения" и открытию для мирового социализма
новых, "освежающих" исторических перспектив."
"… к настоящему
времени имеются все данные констатировать, что в "тормозную" стадию
прочно вошёл, как таковой, весь специфически-социалистический комплекс отношений "фабричного"
равенства между участниками общественного производства, что
"фабрично"-эгалитарная форма присвоения предпосылок производства
практически утратила роль двигателя производительных сил, нуждается в очередной
обширнейшей демократизации ("деэлитаризации"), в решительном
новом "сближении" средств производства и рядового производителя, что
должны получить всестороннее институциональное выражение и закрепление новые,
глубинные слои массовой творчески-трудовой и гражданской инициативы. Т.е.,
сегодня требует разрешающего благотворного "замыкания" гигантский социодиалектический
мегацикл, объемлющий всю низшую фазу коммунизма: потенциал господствующей здесь
модификации отношений собственности на средства производства по существу исчерпан,
и их необходимо реконструировать,
"приподнять" таким образом, чтобы перед главным элементом
социалистических производительных сил – строителем бесклассового будущего – по
всем направлениям его созидательной деятельности оказался институционно
"прорисован" новый и вполне конкретный, "осязаемый"
стратегический простор."
"… нам надлежало бы,
не откладывая в дальний ящик, взять на себя инициативу той самой деэлитаризации
зрелых (вот именно!)
социалистических производственно-отношенческих структур, стратегическое
запаздывание которой столь удручающе и болезненно "выломилось" на
политическую авансцену в Польской Народной Республике, да и вообще составляет
на современной ступени всемирноисторического восхождения от капитализма к
коммунизму существеннейший камень преткновения в развёртывании этого
обновительного процесса.
Следует отвергнуть легко
предвидимые догматически-лицемерные протесты по поводу невозможности-де
приложения к "развитому социализму" такой терминологии, как
"элитаризация", "необходимость демократизации" и т.п. ...
Чем более "зрел" социализм, тем более
устарела в нём присущая ему формально-эгалитарная
структура отношений присвоения, и тем больше оснований для мудрого и
дальновидного руководства размышлять не о каких-то, якобы простирающихся
впереди, "длительных этапах" безмятежного
"совершенствования", а о принятии мер, чтобы окостеневающий базис не
вызвал в общественном развитии "пробуксовку", которая заставила бы
говорить об обширном и тяжёлом граждански-политическом конфликте."[2]
И далее шла полемика не с кем иным, как с В.А.Медведевым, уверявшим
в ту пору,– среди прочего,– якобы в нашем обществе "нет социальных групп,
которые были бы кровно заинтересованы в сохранении старого, ибо с ним связано
само их существование".[3]
Прошу простить мне излишне обильное цитирование, но,– на мой
взгляд,– приведённые фрагменты достаточно рельефно показывают, каков был именно
реальный (а не искусственно и репрессивно заниженный)
уровень осмысления советской философской, в данной случае, наукой тех проблем,
которые "во весь рост" громоздились перед нашей страной к концу
первой половины 80-х годов (да и сейчас, собственно, никуда не делись). А
заодно прекрасно можно видеть и то, как с ним – с этим реальным исследовательским уровнем – поступали (и поступают
ещё и сегодня, ибо в этом плане абсолютно ничего к лучшему не изменилось).
Вот нынче тот же В.А.Медведев объясняет своё тогдашнее – жёстко и
категорично апологетическое – отношение к концепции "развитого
социализма", подлежащего, мол, лишь деликатному
"совершенствованию", но никак не революционному обновлению: мы,–
говорит он,– все "оказались втянутыми в обсуждение этого противоречащего жизни
тезиса", в котором, по его же словам, выразились "отход от
методологии ленинизма" и "отвлечение внимания широкой общественности
от решения назревших проблем". Завершается всё это многонамекающим элегическим
вздохом: "Это был непростой этап для обществоведения ..."[4]
Для кого же, если поконкретней,– уместно было бы поинтересоваться
здесь у В.А.Медведева,– злополучный тот "этап" обернулся столь
"непростым"? Для вас? Что же,– вы без работы сидели, подобно мне, или
не печатались ваши труды, не предоставлялись вам авторитетнейшие трибуны для
проповеди "противоречащих жизни" измышлений? Нет, "кривая"
вашего продвижения по службе уверенно и методично ползла вверх, и именно вот в это – в делание
своей карьеры – вы и были "втянуты", наряду ещё с целой армией
приспособленцев от "марксизма", и ради этого готовы были навязать
науке, партии, стране "обсуждение" какой угодно белиберды, лишь бы
она позволяла с должной неукоснительностью пересаживаться из одного
руководящего кресла в другое, ещё более "аппетитное". Неужели вы не
видели, что "концепция" "развитого социалистического
общества" ни одного больного вопроса не помогает разрешить, не даёт
правильной ориентации на перспективу, что она буквально "погубила"
руководство совсем неплохо начинавшего Э.Герека в Польше и у нас не служит
ничему разумному, кроме как мешает трезво "опознать" вплотную
подступивший народнохозяйственный и социально-политический кризис? Рядовой
кандидат наук видел, а вы так-таки в упор "не замечали", что концы с
концами не вяжутся? Или видели, но боялись сказать, дабы опять же карьере своей
драгоценной не повредить?
Самое прискорбное во всём этом, что ведь и вновь узурпировал тов. Медведев,
"забронировал" за собой на неопределённый срок монопольное право на
разработку для партии следующей по счёту – "современной" –
"концепции социализма". 3а собой и за такими же "посвящёнными"
(причём, "в лицах" приблизительно теми же самыми), на кого можно
положиться, что при любом повороте событий в дальнейшем они не подведут – твёрдо,
не моргнув глазом, скажут, в случае чего: "мы были втянуты". А кто по
натуре и по убеждениям своим не был и не мог быть "втянут" в
приспособленческое манипуляторство общественным, государственным интересом,
руководствовался лишь научной истиной и верностью своему гражданскому долгу,–
тому нет места в науке, нег места в аудиториях, где проходят все эти
"обсуждения" (столь фатально, будто бы, "втягивающие"
несчастных своих "жертв"), нет места и на страницах нашей печати,
даже в эпоху нынешней "гласности", которая при более тесном знакомстве
с нею оказывается такой же "одноколейной", как и во времена, когда у
нас усердно "совершенствовался" "развитой социализм".
B ту же "Правду" я, например,– как учёный,– пишу где-то
с начала 70-х годов, из этой переписки на сей день образовалось внушительное
"собрание сочинений"; причём, по многим проблемным постановкам жизнь за
это время уже вынесла свой приговор,– независимо от того, нравился он или не
нравился, хотелось или не хотелось его выслушивать и принимать к сведению и к
исполнению. И во всех без исключения
случаях, "приговор" этот в отношении моих разработок объективно
был тем же, что и в историях с
"чистой продукцией", с
"совершенствованием развитого социализма" или, хотя бы, с "новой
наукой прогностикой",– возле мнимого "возникновения" которой
двадцать лет жировала целая компания процветающих компиляторов и которая на
середину 80-х годов "прогнозировала" всё, что угодно, только не
предкризисную "яму", откуда теперь с таким трудом приходится
выбираться. (О каковой "яме" учёные-марксисты,– кстати,– без всяких
"новых наук" и со всей настоятельностью предупреждали за добрый
десяток лет.)
И вот, несмотря на столь впечатляющие, казалось бы, результаты
поверки на практике выдвигавшихся мною доводов, предложений, предостережений,– ни малейшего отзвука, ни единой строчки из моих
материалов на страницах газеты в продолжение почти двух десятилетий! Да какой,
простите "культ личности" доводил до подобной извращённой
"виртуозности" технику дискриминации, "истирания в порошок"
неугодных ему исследователей? Что же,– я не человек, что ли, на меня
Конституция не распространяется, статьи о свободе слова и печати? Что это за
"свобода" печати, при которой честный, мыслящий, политически
неравнодушный гражданин, преданный идеалам социализма и коммунизма, по существу
всю свою жизнь этой самой печатью воспользоваться для обнародования своей точки
зрения не может? Тем более, если речь об учёном идёт?
Вы говорите, тов. Чекалин, о безотлагательной нужде в "хорошей
теории", о досадной необходимости принимать решения, не дожидаясь, пока
обществоведение преодолеет свой "внутренний" кризис; спрашиваете,–
что же делать? Отвечу: по-честному, по-порядочному предать гласности всё то, что хотя бы и в вашей редакции томится
по сию пору в архивных "завалах",– к тому же, непрерывно и варварски,
день ото дня, пополняемых. С нами со всеми – с авторами не только назойливо
навязываемых публике, но и дискриминируемых работ,– если со всеми нами, то
"кризиса" в нашем обществоведении нет . Он у Аганбегянов, кризис. А с теми, по чьим трудам Аганбегяны,
Федосеевы и прочие год за годом возят паровым катком своего "научного
авторитета",– со всеми нами, клянусь, кризиса нет, он создан искусственно.
Если с таким – можно было бы сказать, не преувеличивая,– изуверством
десятилетиями выстригать в науке всё самое смелое, ищущее, граждански
неподкупное, как это делал Федосеев, в бытность свою главой нашего
академического обществоведения, то, безусловно, на оставшейся от
"стрижки" территории образуется кризис и более того, маразм (как он в
действительности и образовался). Но ведь рукописи, что давно уже замечено, не
горят, и всё "отстриженное" живо, поскольку объективный смысл его
явления на свет, по счастью, от Федосеевых не зависит и им, в конечном итоге,
не подвластен.
Так что незачем ждать, покуда кто-то преодолеет кризис, который он
сам себе организовал своей заносчивостью, самомнением и узколобой
нетерпимостью. Надо только шире взглянуть на вещи, не слушая федосеевских и
иных заклинаний, якобы наука кончается там, где их сиятельства изволили
провести проскрипционную черту. Настоящая марксистская наука у нас сегодня практически
вся – как раз за этой чертой, а не внутри неё. Не теорий
"хороших" нам не хватает, а здравой, честной и непредвзятой мерки,
позволяющей отделить "хорошие" теории – т.е. такие, которые не боятся
сопоставления с реальной жизнью,– от тех, что подобного сопоставления явно и
безнадёжно не выдерживают. Если теория предупреждает, что вот из этого
неизбежно получится вот то-то, и на деле именно так и получается,– это и есть
"хорошая" теория. А если теория сулит одно, на деле же выходит нечто
прямо противоположное,– нужно перестать за эту теорию цепляться. Давайте
применим этот единственно цивилизованный критерий, и мы убедимся,– кажущийся
"дефицит" на идейно-теоретическом поприще, как и повсюду, существует
только потому, что он кому-то выгоден, что кто-то чувствует себя в этих
условиях "хозяином положения". И не пора ли к "дефицитчикам",
фактически обкрадывающим страну по части её интеллектуального потенциала,
подходить с тех же позиций, как и ко всякому, кто в любой другой сфере
препятствует народу нормально распорядиться достоянием, которым он располагает,
которое ему по праву принадлежит?
Кандидат
философских наук
3 апреля 1989г.
Москва, 127322 ул. Милашенкова, 13, корп.1, кв.68.
Тел. (дом.) 210.56.83. Хабарова Татьяна Михайловна.
